– Ох, Машенька, – он закатывает глаза, – отшлёпаю за непослушание. Ну так, профилактически.
– Вы не имеете права! Вы не мой отец!
– О-о-о, солнце, ты даже себе представить не можешь, как я радуюсь этому факту! Будь ты моей дочерью, сидела бы под замком до скончания веков за своё поведение.
Он доплывает до меня. Смотрит исключительно в моё лицо. Ни миллиметра ниже. Я закусываю губу, когда он оборачивает моё тело полотенцем, аккуратно фиксируя на груди. Не считая этого маленького прикосновения, его руки не касаются меня. Но даже его достаточно, чтобы я судорожно выдохнула воздух прямо ему в лицо.
– Маша-Маша-Машенька… Что же ты делаешь, а? Без ножа режешь, солнце! Разве ж так можно? Ну я же мужик, Маш, понимаешь, му-жик…
– А я женщина, – говорю, игнорируя грохот собственного сердца.
– Я заметил, – серьёзно отвечает он и, развернувшись, уплывает назад к берегу.
Я медленно гребу следом, пытаясь не потерять полотенце. Почему-то мне становится неудобно за своё поведение. Что, если его задевает это куда больше, чем он позволяет мне увидеть? Что, если его… влечёт ко мне… как к женщине, но он держит себя в руках, потому что..? Потому что… что?
Он сидит на гальке рядом с нашими вещами, и я сажусь рядом. Медленно придвигаюсь, и он вздыхает.
– Павел Александрович?
– Да, Машенька.
– Вы сказали, что у вас есть дочь, – начинаю я, заранее понимая, как глупо это выглядит с его стороны. – А её мама?..
Он бросает на меня быстрый взгляд.
– Мы не живём вместе уже некоторое время. Собственно, поэтому Полинка и держит обиду.
– Это как-то странно, – вздыхаю и кладу руку на камни. Рядом с его.
– В жизни очень много странного, не находишь?
– Наверно, – я пожимаю плечами, от чего мои пальцы, дрогнув, соприкасаются с его пальцами.
Кожа к коже. Буквально каким-то миллиметром, но я чувствую это и уверена, что он тоже чувствует. Ни один из нас не убирает своей руки.
Мы так и сидим. Рядом, но порознь. Лишь только кончики наших пальцев на остывающей гальке отчаянно нуждаются в этом маленьком контакте. Или я нуждаюсь. Или он. Но это вряд ли.
Так мне кажется, пока я всеми силами пытаюсь не дрогнуть и не разорвать эту связь. И когда мои силы уже совсем на исходе, я чувствую лёгкое поглаживание.
Не выдержав, бросаю взгляд на наши руки, убеждаюсь, что мне не кажется, и тут же поднимаю взгляд на мужчину. Он смотрит на меня не мигая, даже, кажется, не дышит. С каким-то жадным упоением считывает каждую мою эмоцию. Тёмный горящий взгляд осматривает моё лицо и останавливается на губах.
Павел Александрович накрывает ладонью мою руку, тянется ко мне всем телом, и я подаюсь вперёд. Сердце трепещет в груди, по коже проносится целый табун мурашек. Он смотрит прямо мне в глаза, очевидно, пытается уловить мой испуг, панику, но… Ничего этого нет.
Я хочу, чтобы мой первый осмысленный поцелуй произошёл именно так. Идеально. Романтично. С опытным мужчиной, который точно знает, что делать.
И вот он уже в каком-то сантиметре-другом от моего лица.
Мне кажется, что я пыхчу как паровоз. Мне не хватает кислорода. Я вся горю.
По моим подсчётам это случится прямо сейчас. Я закрываю глаза и мысленно считаю: «три, два, один»… И в этот самый момент прекрасное мгновение на берегу моря и тихий всплеск волн разрывает звонок моего телефона!
– Ой, это, наверно, мой папа, – вырывается у меня, и Павел Александрович резко отстраняется, убирая свою руку.
– Думаю, тебе лучше ответить, – говорит он сухо и начинает одеваться.
В тяготящем молчании мы возвращаемся домой. Между нами больше нет ни лёгкости, ни спокойствия. Мужчина даже не смотрит в мою сторону, а я смущённо смотрю в окно всю дорогу.
Сначала мне хочется обсудить то, что произошло на пляже. Точнее то, что чуть было не произошло. Но где-то в глубине души я понимаю, что Павел Александрович предпочтёт просто замять эту тему.
Стоит нам только войти в дом, как он хмуро окидывает меня взглядом и говорит:
– Я уезжаю и надеюсь, что хотя бы один вечер ты сможешь обойтись без приключений.
– Не сомневайтесь, – с обидой выпаливаю ему, – я не планирую никуда идти.
– Чудненько.