оглавление канала
Он замолчал и потянулся за своей кружкой. А у меня словно камень с души упал. Главное - он жив и с ним все хорошо. И он справится, обязательно справится. Он сильный. Он сможет все. А я подожду. Я умею ждать. И терпения мне не занимать. Я, наконец, разжала руки, сжимающие кружку с чаем, встала из-за стола и подошла к умывальнику. Плеснула несколько горстей воды себе в лицо. Вода помогла мне немного успокоиться и привести чувства в порядок. Вернулась за стол, и посмотрев на Прона долгим взглядом, спросила:
- Ты знаешь, что это за задание и куда его отправили?
Старец отрицательно покачал головой и тихо проговорил:
- Ему запрещено было говорить об этом. Ему даже не позволили выйти через врата Медвежьего Яра, провели куда-то совсем другим путем. У нас было всего несколько минут, чтобы попрощаться. – Он на секунду замолчал, словно, сомневаясь, стоит ли мне говорить остальное. А потом, решившись, продолжил чуть ворчливым тоном. – Олег просил присмотреть за тобой. Хотя, я и без его просьб знаю, что мне делать.
Он замолчал, настороженно глядя на меня. Я горько усмехнулась.
- Со мной он тоже попрощался… Правда, только во сне.
Я протерла лицо руками, словно сгоняя с него следы своих метаний и сомнений, и заговорила уже совсем другим голосом:
- Знаешь, моя бабуля говорила всегда, что все, что ни делает Бог, все к лучшему. Похоже у нас скоро появится соглядатай. И то, что они здесь не увидят Олега, это к лучшему. А мы что? Ты просто знахарь, сидящий бирюком в своей избе, а я баба на лесозаготовках. Что с нас взять? – И я рассказала Прону о новом егере, который должен был здесь появиться со дня на день.
Старец меня внимательно выслушал, сгреб пятерней свою бороду, как всегда делал в минуты раздумий, и проговорил с легкой усмешкой:
- А ты права, дочка. Все идет, как должно. Может Совет предполагал такое развитие событий, и поэтом и принял такое решение? – Вопрос был риторическим, но на всякий случай, я кивнула головой. А Прон продолжил свою мысль. – Наверняка, это соглядатай. И, скорее всего, это Копейщики. Больше некому. – Он подергал свою бороду и заговорил быстро, напористо, будто убеждая самого себя. – Не зря Совет запретил мне к вратам приближаться некоторое время. Ох, не зря!! Мы сейчас должны затаиться, как мыши под веником, словно, знать ничего не знаем и ведать не ведаем. Тут ты права! Я просто знахарь, а ты… - Он на секунду замялся, и продолжил с легкой улыбкой. – А ты – просто лесозаготовитель. И ничего странного не будет в том, что ты будешь изредка навещать старика на его заимке. Все в деревне знают, что ты травками лечишь. Вот мы и будем с тобой обмениваться опытом. – И он мне озорно, совсем по-мальчишески, подмигнул. И чем быстрее они убедятся в этом, тем быстрее утратят интерес к Медвежьему Яру, и тем быстрее уберутся отсюда вон!
Я покивала головой, на сей раз, совершенно искренне соглашаясь с его размышлениями. Но, все же высказала вслух свои сомнения.
- Не думаю, что они так просто от нас отстанут. Ведь, то, что случилось с экспедицией надо как-то объяснить. А если кто-то из оставшихся в живых все же придет в себя и расскажет обо всем случившемся? Ведь это вполне вероятно, при современных-то технологиях, вернуть память, скажем, тому же Елезарову. Насколько я могу судить, он утратил дар речи от шока. А если с ним грамотно поработают специалисты? Нет… Вариантов много. И поэтому, нам надо быть настороже. Ведь даже если кто-то и что-то вспомнит, то тебя здесь и рядом не было. А про меня они знают только то, что сами же силой меня втащили в эти врата. А я могу вообще ничего не помнить. Упал, потерял сознание, очнулся, гипс… Ну, ты понимаешь, о чем я говорю.
Это был весьма странный разговор. Прон старался убедить меня, а я старалась в том же самом, убедить его. И только наша некая растерянность от происшедшего с Олегом могло объяснить подобную бестолковость и суетность наших разговоров. На прощание я еще раз со скрытой надеждой спросила Прона, стараясь заглянуть ему в глаза:
- Тебе точно неизвестно, какое поручение Олегу дал Совет?
Тот молча покачал отрицательно головой не пряча взгляда, что свидетельствовало, что старец тоже ничего не знает. Но, по крайней мере, ему удалось с ним попрощаться. А мне… Я прервала собственные горестные мысли. Мне тоже удалось. Пусть совсем не так, как мне того бы хотелось, но Олег попрощался со мной, придя ко мне в моем полусне, полуяви.
Я возвращалась к машине в сопровождении Асхата. Медведь был угрюм, и, по-прежнему, не пускал меня в свои мысли. Думаю, он переживал не меньше меня об уходе Олега. Наверное, ему казалось, что друг его бросил. Мне очень хотелось утешить косолапого, и я заговорила вслух, пытаясь одновременно создавать мысленно образы того, о чем говорила. Вдруг медведь захочет понять?
- Не расстраивайся, лохматый братец. Нас не бросили. Совет ему задание дал. Вот выполнит он задание, и к нам вернется. Надо только терпения набраться, и подождать. Он вернется и все будет хорошо! – Медведь посмотрел на меня и коротко рявкнул. – Понимаю, родной. И мне больно. Еще как, больно… - Я вроде бы собралась опять заплакать при этих словах. Взяла горсть снега и растерла им лицо. Помогло. И я спокойно продолжила. – Тут вот еще что… Егерь у нас здесь скоро объявится. Не знаю, как насчет егеря, а что шпион, это точно. Ты бы поосторожней, братец, не уходил бы далеко от избы. Кто его знает, этого «егеря», на что он способен. Нам надо до возвращения Олега продержаться.
Медведь уселся на задние лапы, а передними стал, словно человек, тереть морду, при этом тихонько раскачиваясь и подвывая, как бабка-плакальщица. Если бы сама не видела, ни за что бы не поверила, что медведь способен на такое проявление своих эмоций. Скинув лыжи, я подскочила к косолапому страдальцу и обняв его за шею все же расплакалась, уткнувшись в густую медвежью шерсть, пахнущую морозной тайгой.