Начало
Глава 22.
У дверей приёмника оказываемся с Никитичной одновременно. Пока из скорой выкатывают носилки, она успевает окинуть меня цепким взором инквизитора, да я уже и сама почувствовала,
- Ты мыла его что ли? Или сама с ним искупалась?! – форменная куртка спереди прилипла влажной тканью к груди и животу и теперь неприятно холодит.
- Просто немного вымокла, - оправдываюсь.
- Марш переодеваться! – суровый приказ санитарки, - не хватало ещё, чтобы морозом прохватило! Бегом! – пулей бегу к своему шкафчику в раздевалку, работники скорой – народ быстрый и нервный, у меня одна минута на всё!
Возвращаюсь. Привезли молодого любителя быстрой езды, конечно же, сильно под парами, лыка не вяжет. Голова и лицо в крови, подозрение на черепно-мозговую травму,
- Забирай подарочек! – шутит Миха – знакомый фельдшер, - решил с деревом пободаться! Лучше бы сразу башкой в ствол! Такую тачку в хлам!
Пока дожидаемся дежурного травматолога, жертва аварии умудряется очнуться, соскочить с носилок и рвануть на выход,
- Василий, на ворота! – это я охраннику, где его носит?!
Миха с напарником отлавливают недобитка уже у дверей. Они закрыты, далеко бы не сбежал, да выпачкает сейчас в крови все стены, а Никитичне потом отмывай!
- Под кайфом, даже не чувствует ни хрена, - пыхтят фельдшера, возвращая бегуна на место.
Наконец приходит доктор, после осмотра, во время которого жертва собственной дури несколько утихает, отправляет его на КТ.
Провожаю скорую, заполняю документы, какая же неподходящая фамилия у человека: Степенный! Потом по телефону, найденному у лихача, звоню, по видимому матери, потому что Mutter – вроде, как оно самое по-немецки.
На том конце долго не берут трубку, а взяв, так же долго тормозят, не понимая, кто звонит с телефона любимого чада. Потом считают, что это вымогатели – шантажисты хотят денег с них содрать, и ядовито сообщают, что изо всех утюгов предупреждают, чтобы не велись! И они, стало быть, не поведутся.
- Не надо мне денег от вас! – уже теряю терпение, - приезжайте в больницу, тут ваше чучело с разбитой башкой, а машина где-то на дороге брошена! – а дальше наступает ступор, потом рыдания и долгие выяснения, по какому адресу ехать!
Устала за один звонок! Сижу никакая! Никитична уже вылетает на метле, вернее, выезжает на швабре,
- Ты про своего купальщика не забыла, Танюха? Или утопила, как щенка, поэтому и не спешишь?
- Господи! Совсем из головы вылетел! – срываюсь с места.
- Там в кандейке смена белья ему, - смеётся санитарка.
Подхватываю по пути одежду и в душевую!
Захожу. Сидит мой патриций в полной задумчивости, закинув через плечо край простыни, будто это тога, только не хватает Римского Колизея на фоне, да и причесон не в тему. Они там стриглись коротко, а тут почти просохшей упругой волной, спускается по плечам шикарная грива, не у каждой девицы такое богатство имеется, вот у меня, например, и половины нет.
Вижу, побрился. Не без ранений, конечно, но ничего, ровненько. Совладал с разовым станком, уже успех!
- Извини, - оправдываюсь, - там раненого с аварии привезли, быстро не получилось, вот одежда, - передаю чистые обноски, и понимаю, что такую красоту надо оформлять в другую оправу, - завтра куплю тебе что-нибудь новое, а пока походи в этом, хотя бы чистое всё.
Константин, вместо того, чтобы привычно кивнуть и взять штаны с майкой, поступает очень странно, чем несказанно меня пугает: сползает коленями на пол и, понуро опустив голову и обхватив мои ноги, тычется в них лбом!
- Господи! Костя! Ну, что ещё за новая дурь?! – отскакиваю.
Тогда он совсем поникает и просто опускается лбом в кафельный пол. Что с ним делать?!
- Ты с ума сошёл?! – приседаю рядом, - что ещё стряслось? За что просишь прощения?! Я не понимаю? Ты не виноват ни в чём! Ну же! Поднимайся! – отрываю его голову от пола.
Тогда он подползает ближе и кладёт её мне на колени, в каком-то дурном порыве начинает лихорадочно целовать руки, и я вижу слёзы!
- Хочешь, чтобы я свихнулась? – уточняю, чего же ещё, при таких-то заскоках? Но что там у него в голове представить сложно, поэтому на всякий случай успокаиваю, - не надо, ты хороший, ни в чём не виноват, не обидел меня ничем. Я тебя не оставлю, поправишься, мы найдём твоего отца, друзей… помогу во всём.
Хоть бы всхлипнул, что ли! Видеть, как здоровенный мужик абсолютно молча, беззвучно обречённо плачет – то ещё испытание! Не в силах совладать со своей жалостью, глажу его по волосам, целую в макушку, она пахнет жасмином и ещё, чем-то неуловимо приятным, мужским.
Наконец, успокаивается, и я помогаю ему подняться,
- Давай-ка оденься, и пойдём, чего-нибудь поедим! Ты съел ватрушки, которые я утром принесла? – надо его отвлечь.
Отрицает.
- Вот, значит, оденешься, и поедем к тебе в палату пить с ними чай.
Он, просветлев, вскидывает на меня вопросительный взгляд,
- Да, да! Вместе будем чай пить! – улыбается. Эх, если бы всё так просто можно было понимать без слов…