Семён закончил на сегодня работать. Сдал смену старшему, вышел из подъезда и почувствовал неладное. В голове гулко стучало молотом, липкий пот противно облепил всё тело, предательский озноб намекал, что дело плохо. Видимо, заболел.
Остановился посреди улицы, вернулся на работу и позвонил жене:
— Алё, Тоню позовите. Маша, ты, что ли? Вышла? Передай ей, что я — домой. Пусть пораньше приходит. Хреново мне что-то, — повесил трубку и пошёл в сторону магазина.
Антонина Ивановна работала на почте. Не думайте, что ей эта работа очень нравилась. Женщина она была уже немолодая, в прошлом году стукнуло ей аж сорок восемь. Хотя — как посмотреть, для кого-то это очень даже бодрый возраст, но Тоня ощущала себя старой развалиной. Сил и вдохновения жить с каждым годом оставалось всё меньше. Старший сын, рождённый ею в двадцать лет, сразу после замужества, уже вырос и покинул родительское гнездо. Близнецам, которых Господь послал им с Семёном нежданно-негаданно — как в той истории, когда «язва зашевелилась», это как раз тот случай — вот-вот исполнится по десять лет. Казалось бы, молодая мать, а состояние — старой лошади.
На почту Антонина устроилась, скорее, от безысходности. На дворе стоял 1998 год, с работой было совсем плохо, по её специальности — технолог швейного производства — устроиться было почти нереально. Нормального нигде ничего не шили, всё привозили из Турции и Китая. Швейные производства открывались как грибы и тут же прогорали, не выдержав конкуренции с готовыми вещами, которые тоннами завозились «челноками». Работников периодически набирали, использовали и, не заплатив, увольняли. В такой ситуации работа на почте была хоть и с мизерной зарплатой, но стабильной, её, во всяком случае, выплачивали.
Зайдя в отделение, она встретила Машу, новенькую сотрудницу. «Надолго ли она к нам? Опять всему учить, а толку — ноль», — подумала Тоня, отбирая корреспонденцию и складывая её в сумку.
— Антонина Ивановна, муж ваш звонил, просил передать, что плохо ему, и он домой идёт. Просил вас быть пораньше.
— Спасибо, Маша. Понятно, — ответила Антонина, а сама подумала: «Вот ведь зараза! Плохо ему, видите ли!»
Антонина знала, что муж чаще всего привирает, любит поваляться и отдохнуть от работы. Он тоже не так давно устроился на новую работу, тяжёлую и неблагодарную. До этого Семён много лет работал водителем, сначала на хлебокомбинате — хлеб по утрам развозил по магазинам. Потом директора этого комбината на «Волге» доставлял по делам его важным. И сам заважничал. Костюм ему тогда купили, с друзьями стал свысока разговаривать, мол, не ровня я вам. Ей отрез на платье купил новый и сказал, чтобы модное себе что-то сшила, а то вдруг в люди пойдём, а тебе надеть нечего.
Но недавно хлебокомбинат захватили рейдеры, это такие стильные пацаны из спортивного зала, которые потом из хлебозавода сделают офисы и распродадут их выгоднее, чем могли бы хлеб продавать. У пацанов водительских вакансий не было, и пришлось Семёну с его костюмом искать новую работу. Сосед по подъезду недавно устроился в редакцию модной и популярной газеты «Экстра-М» разносчиком этой самой газеты по домам. Работа вроде не пыльная: берёшь с утра пачки газет, грузишь на тележку — и повёз по району в ящики раскладывать. Газета была бесплатной для жителей и шибко платной для рекламодателей, чем и жила редакция. Семён подумал, поискал и решил устроиться туда же. Да вот зима рано в этом году пришла. Дворы почти не чистят, снега валом, и, конечно, таскать тележку по льду и в метель — то ещё удовольствие. Одно радовало — это короткий рабочий день: как развезёшь партию газет, свободен до следующего дня. И оплата по факту: сделал — получил. Сегодня было особо противно на улице, и, прислушавшись к организму, Сеня решил: «Ну её, работу, лучше полежу дома и новый боевик возьму в прокате».
Тут нужно вам немного про Тоню подробнее рассказать. С детства Тонечка любила наряжаться. Фигурка у неё ладненькая была, крепенькая такая — все на месте, округлости при ней, ножки стройные. Причёску носила модную, как у Мирей Матье, подруга Зинка, правда, называла её «горшком». В семидесятые каждая третья просила в парикмахерской: «Хочу, как у Мирей Матье!» — и, вне зависимости от структуры и количества волос, получала свой «горшок».
Мать Тони всегда шила и её с детства научила. В моде они обе разбирались. Мать доставала модные журналы и перешивала дочке всё, что под руку попадётся либо соседи отдадут. Когда встал вопрос, куда поступать, Тоня не раздумывая пошла в текстильный техникум, потом на фабрику, сначала швеёй, потом закройщицей. Со временем стала сама себя обшивать и подругам обновки справлять. Такую стильную, нарядную, с модным «горшком» на голове, её повстречал и увлёк своим характером балагура водитель Семён с их фабрики — почти служебный роман. Но после первых родов из Тони во все стороны попёрла наследственность. Бока стали расти на глазах, милые округлости превратились во внушительных размеров холмы, живот, зараза, не сдавался и будто бы забыл, что роды уже состоялись, и младенец появился на свет.
Как она только не боролась с изменившейся внешностью, но природа упорно брала своё. Вес набирался даже от воды и хлебных крошек. О какой моде тут может идти речь? Тоня сдалась. Шила себе широкие балахоны, покупала необъятные пуховики, пытаясь спрятать за всем этим своё нелюбимое тело и тоскуя по щиколоткам и груди своей молодости.
Муж перемен во внешности жены вроде и не замечал. Его устраивало, что женщина она шустрая, быстрая на руку, домовитая. С ней он ощущал себя абсолютно накормленным, ухоженным и расслабленным — как за каменной стеной. Это дураком нужно быть, чтобы, находясь под защитой и теплом своей «стены», быть чем-то недовольным.
Сам он тоже, вообще-то, был мужиком не безруким. Поначалу, особенно, когда ещё ухаживал за такой видной и ладной Антониной, и сразу после женитьбы, старался дома что-то починить, сладить со швейной машинкой тёщи. К труду он был приучен, но если не видел нужды в своей помощи, то сам в бой не рвался. А жена попалась бойкая — Тоня считала, что она всё за всех может сама и делает лучше, чем все они вместе взятые. Ну, и Семён перестал набиваться я со своей помощью, а с годами вовсе расслабился, и это как-то вошло в привычку — привычку наблюдать и критиковать жену во время исполнения ею кучи дел в единицу времени. Нравится — путь колотится сама.
— Семён, ребятки, я пришла! Скоро ужинать будем!
Тоня прошла на кухню, поставила сумки с продуктами — по пути домой забежала в продуктовую палатку возле дома, набрала картошки, макарон, сосисок, хлеба и пару банок морской капусты, больше ничего не было.
Семен, услышав, что пришла жена, убрал звук боевика, положил на голову полотенце и закрыл глаза — типа спит.
Антонина деловито прошлась по квартире, по пути собирая разбросанные носки, три мужика в доме — это катастрофа, такое ощущение, что носки живые и имеют обыкновение расползаться в разные стороны, при этом собирать их вместе бесполезно, они всегда уползают вновь. Близнецы сидели в комнате среди разбросанных машинок и учебников, старательно делая вид, будто бы занимаются уроками. Из-под пятой точки одного из них предательски выгладывал угол светящейся игровой приставки, купленной им на день рождения — одной на двоих, на последние деньги, по случаю, с рук, продавала знакомая старшего сына.
— Мальчики, что на ужин хотите? Картошку или макароны?
— Мама, можно мы с папой будем фильм смотреть? А ужинать мы не хотим, мы уже доширак поели, нас папа накормил.
Тоня оглядела комнату — действительно, на подоконнике стояли две коробочки от быстро завариваемой лапши, которую она категорически запрещала есть детям, заботясь об их желудках, как и каждая порядочная мать.
— Ничего не знаю, нормальную еду всё равно будете есть за ужином. К отцу не ходите, он болеет, а то заразитесь ещё.
Она потрепала каждого по голове, ловко выхватив приставку из-под одного из них, просто и виртуозно, как фокусник. Мальчишки кинулись возражать, на что она сказала:
— Цыц! Ну-ка, уроки делать, после ужина проверю!
Подобрала с кроватей разбросанные школьные рубашки, ещё пару приползших носок, прижав к себе трофеи, пошла в ванную и поставила стирку.
Тихонько зашла в комнату мужа. Бедняга спал, посапывая во сне, с холодным полотенцем на голове и пультом от телевизора в руках. На тумбочке стояла ещё одна коробочка из-под лапши (оголодала семья без матери) и бутылка из-под пива — вот тебе и всё лечение. Она потрогала мужнин лоб, прикоснувшись губами — чуть теплый. «Видимо, пиво помогло», — подумала было Тоня, но мысль эту развивать не стала, пошла готовить ужин.
Кухня, наверное, была единственным местом в доме, где было всё более-менее на своих местах — сюда, кроме неё, никто попросту не заходил. Готовила только она, все остальные приходили к накрытому столу либо заглянуть в холодильник — за пивом и мороженым. Хотя общая бытовая запущенность присутствовала и здесь, несмотря на Тонины ухищрения. Из четырёх конфорок плиты работала только одна. Что-то там засорилось ещё пару лет назад, и постепенно, одна за другой, они вышли из строя. Муж не давал вызывать газовщика — мужик же в доме есть! Но у мужика не было времени. Так она и готовила на одной конфорке, пока с работы не приволокла ещё одноконфорочную электрическую плитку. У них одна женщина уволилась, а плитку оставила, так Тоня её приспособила — на старом металлическом подносе прямо на плиту поставила. Красота, как удобно стало!
В издательстве ЭКСМО (Бомбора) вышел мой новый роман ИГРЫ С НЕБОМ «Игры с небом. Истории про любовь, которая приходит к каждому своим путем» Трогательная история, в которой судьбы героев переплетаются воедино, чтобы еще раз доказать читателю: любовь приходит к каждому из нас в свое время.
Две главные героини — женщины с непростой судьбой. Сложные выборы и решения, которые они принимают, ведут их к истинному счастью и любви. Что ждет их в конце этого путешествия? Готовы ли героини к новым поворотам? И смогут ли заново научиться любить и доверять?
Приглашаю познакомиться с героями романа https://ozon.ru/t/AkRYrlE
Она почистила картошку. Вода из крана еле капала, трубы в доме старые, что-то там менять нужно, вот и нет напора, а может, кран сам по себе устарел, Семён сделать обещал, но руки не доходят. Поставила вариться картошку на пюре, а на свою трофейную плитку — сосиски. Выложила салат из морской капусты, потёрла туда морковь, лук репчатый добавила, вкусно получилось. Стирка закончилась, развесила стиранное на балконе и загрузила постельное бельё мальчиков. Прибежал старший (он на три минуты старше второго, так они их и зовут: старший и младший), стали математику проверять. Пока складывали и вычитали, картошка убежала, тоже хотела, видимо, в обучении принять участие. Вот ведь, и плиту ещё мыть!
Семён лежал, раздосадованный, что жена уже вернулась, а он не успел фильм досмотреть. Не даст ведь теперь, он же болеет — нужно спать, сил набираться. Эх, толком и не отдохнёшь!
— Антонина! — позвал он нарочито хриплым голосом. — Принеси чаю, горло болит.
— Да, конечно, сейчас я тебе с малиной заварю. И пюре скоро будет с сосисками, потерпи чуток.
Тоня сняла с плиты картошку и поставила чайник. Тем временем подмела пол в прихожей, опять песка с улицы натащили. Потом протёрла всем обувь, сидя на маленькой табуреточке, в тесной прихожей еле помещалась. «Какая же стала крупная!» — раздосадованно подумала она, в который раз глядя на себя в зеркало. Встать с табуреточки сразу не смогла — очень болели колени и поясница, видимо, подстыла где-то, пока с сумкой своей ходила по квартирам. Поясница так вообще уже лет десять как прихватывает, в аккурат после вторых родов.
Про роды эти вспомнить — и смех, и грех. Она же тогда вообще так поправилась, вот правда, воду пьёт — и поправляется. Нужно было бы к врачу сходить, разобраться, что не так... Да уж какие врачи в конце восьмидесятых? Сложно с этим было. Ну вот, и так огромная была, а тут ещё увеличиваться стала, и тошнило по утрам — думала, что-то очень серьёзное у неё. Боялась пойти к врачу — вдруг это язва или что-нибудь ещё пострашнее. А потом колики какие-то начались внутри, да такие сильные, поясница при этом просто отваливалась. Пошла к гинекологу, а там… И вот теперь у них эти два чуда расчудесных — любители приставки и доширака.
Она еле встала с табуретки, опираясь о стену, голова закружилась, чуть равновесие не потеряла. Отдышалась и пошла на кухню. Накрыла стол, поставила их нехитрый ужин, мужу налила чаю с малиной из морозилки, летом соседка угостила со своей дачи. Водрузила тарелку и чашку с малиновым чаем на поднос и отнесла ему в спальню.
— Вот, поешь. Как у тебя температура?
— Я не знаю, но очень мне плохо. Слабость, горло першит и голова тяжёлая.
— Ты лежи, поешь только, а я сейчас мальчишек накормлю и градусник принесу.
— Что-то мне так блинчиков хочется, от них точно сразу полегчает... Фея моя, напечёшь?
— Конечно, напеку, чуть позже. Мальчиков соберу назавтра и напеку, а то уже почти десять вчера, укладывать их пора.
Накормив и уложив сыновей, предварительно застелив им чистые постели, собрав с ними портфели, проверив уроки, повесив постиранное бельё, Тоня зашла к мужу забрать тарелки и проверить градусник. Семён лежал и смотрел кино. Это было его любимое занятие. Брал в прокате всё новые кассеты и, пока не пересмотрит, не отвлекался ни на что. Ей редко удавалось смотреть с ним, никак время не находилось, всё дела какие-то.
— Ты померил температуру? Поел? Вкусно было?
— Да поел, поел... Что ты опять сосисок наварила-то? Надоели они уже. Я же мясо просил купить. Совсем ты обо мне не заботишься. Я вон и детей накормил, и пришёл пораньше, больной, а забочусь о вас... А от тебя кроме сосисок и не получишь ничего, — Семён изловчился и, лежа в постели, умудрился хлопнуть Тоню по тому самому большому и морально больному месту. Он специально выдал всю эту речь, чтобы жена отвлеклась от его пива и фильма и переключилась на оправдывания.
— Не было сегодня мяса, — как и ожидалось, начала оправдываться Тоня. — Ты лежи, отдыхай, я тебе сейчас блинов напеку. Давай градусник, посмотрю.
— Да я сам уже посмотрел, говорю же тебе: плохо мне. Тридцать семь и три — самая противная температура, прям вот ноги не держат. Тяжёлый случай у меня. Ты иди, жарь, я пока ещё один фильм посмотрю, под них дремать хорошо, а сон лечит.
На часах — половина двенадцатого, Тоня завелась с блинами. Что-то голова трещит у неё, и опять потемнело перед глазами. Надо бы давление померить, да некогда.
— Антонина, зайди ко мне, забыл тебе сказать.
Тоня подхватила тарелку с тонкими ароматными блинами и пошла к мужу. Блины так пахли — с ума можно сойти. Сама она не ест почти совсем ничего, боится ещё больше раздаться вширь, только завтракает яйцом и чай пьёт в течение дня, да ещё яблоко себе позволяет, когда голова разболится.
— Вот, напекла тебе, как просил. Сметанку поставила и варенье.
— Поставь на тумбочку, чай остынет, и поем. Я тебе забыл сказать. Выйдешь за меня завтра на смену, утром в редакции заберёшь тележку и развезёшь по моим подъездам. Хочу пару-тройку дней отлежаться, разболелся совсем ваш отец...
Сеня подхватил пальцами тонкий горячий блин. «Вот как ей такие удаются! Никто такие печь не умеет, только Тоня», — подумал он про себя, а вслух сказал:
— Остыли уже блины, что, не могла сразу принести? К шести нужно в редакцию приехать.
— Сеня, я, конечно, выйду на работу за тебя, но у меня же мальчики, их в школу нужно вести.
— Если к шести придёшь в редакцию, то в восемь уже будешь дома и проводишь их, а потом к себе на работу пойдёшь.
Закончив с блинами и получив вводную от мужа (надо же, как плохо ему, бедняжке, даже на работу не пойдёт!), она пошла гладить мальчикам рубашки на утро, да ещё носки нужно было заштопать, те, что выползли из-под кровати, змеи несчастные. Около двух часов ночи, переделав, наконец, дела, Тоня заглянула в комнату мужа. Очередной фильм заканчивался, шли финальные титры, муж, наконец-то, уснул. Сон настиг его ровно посередине их, в общем-то, небольшой кровати. Семён спал с троекратным похрапыванием, распластав руки и ноги. Тревожить его было чревато новыми заданиями, да и пусть отдыхает! Больной человек всё-таки, рассудила она и пошла ставить для себя раскладушку, на которой, конечно, спать ей было почти невозможно, она в ней просто с трудом помещалась.
Чтобы оказаться в шесть в редакции, встать нужно было в полпятого. Спать оставалось два с половиной часа…
Конечно, она встала по будильнику, с дисциплиной и ответственностью у Тони с детства было всё в порядке. Отец был строг, но справедлив. Муштровал похлеще, чем в армии. Маленькой она плакала и сопротивлялась, мать всегда вставала на сторону отца и говорила, что такая доля наша женская, привыкай, дочка, к труду, в жизни пригодится. И действительно пригодилось. Тоня выросла шустрой и быстрой на руку, она абсолютно не принимала чужой помощи, считала, что так, как она, никто не сделает, а объяснять долго и бесполезно. В результате крутилась двадцать четыре часа в сутки, обижаясь, что ей никто не помогает, с одной стороны, а с другой — отметая на корню любые попытки той самой помощи.
В редакцию она приехала раньше всех, аккуратно, стараясь не сорвать поясницу, загрузила огромные стопки свежих газет на тележку, тихонько покатила по обледенелому тротуару в сторону квартала, который обслуживал её муж. При переходе на другую строну улицы не удержала тележку, колесо попало на ледяной уступ, тележка накренилась — и часть газет высыпалась на проезжую часть. Мимо мчались утренние спешащие автомобили, Тоня, глотая слёзы от обиды на свою неловкость и неповоротливость, собирала те газеты, которые ещё не успели попасть под колеса и намокнуть.
Близнецы проснулись по будильнику — мама приучала строго, не забалуешь. Радостно прибежав на кухню в поисках матери, хотели показать, какие они молодцы, что сами вовремя встали. Мать там не обнаружили, зато нашли блины и отца, который сидел и пил с ними кофе.
— А ну, марш умываться и одеваться сначала, а уж потом — блины. Скоро мать вернётся, в школу пойдёте.
Семён заглотил ещё один блинчик — «Ну нет, как они у неё такие получаются?» — потянулся и пошёл дальше спать. Классно он всё устроил, молодец, настоящий глава семьи! Сам себя не похвалишь...
Собрав газеты, Тоня уложила аккуратнее стопки на тележке и продолжила свой путь. Ветер и снег были жутко колючие, холодные, словно всё против неё, да ещё голова так кружится, и в глазах опять темнеет. Боже, уже так много времени, она не успеет мальчишек накормить и в школу отвести!..
Подойдя к первому подъезду, стала затаскивать тележку наверх по ступенькам. Жутко неудобная конструкция, колёса маленькие, шаг лестницы большой, приходилось поднимать такую тяжесть на каждую ступеньку — спина предательски напомнила о себе.
Всё, первый дом обслужила. Все газетки — по ящичкам. Идём дальше. Она натянула варежки, завязала туже платок и поволокла свою тяжёлую тележку в сторону следующего дома...
Когда Антонина пришла в себя, не сразу сообразила, где она находится. Потолок над ней светился, вокруг были люди в белых халатах, они громко обсуждали, что кому-то плохо, инсульт, звали ещё какого-то врача, планировали операцию. К ней подошёл молодой человек и стал спрашивать адрес и телефон близких. Тоня попыталась сказать, что ей нельзя лежать, нужно домой срочно, детей в школу вести, но язык её не слушался, она хотела поправить волосы — прядь упала на лицо, закрыла глаз и загораживала обзор, но правая рука не поднималась, будто чужая. Она поняла, что в больнице, что с ней что-то нехорошее, и расстроилась ещё больше. Как же она работать будет и дела все свои переделает, на кого это всё, пока она встанет?! Врач разговаривал с ней, но Тоня не могла отвечать, потом сообразила и стала кивать — да или нет.
Семён взглянул на часы: уже восемь утра, а жены нет, опять она куда-то запропастилась, в магазин пошла, наверное... Вот же! Выходить пора, пацанов в школу вести, копуша, не могла раньше встать, чтобы успеть.
Со вздохом он встал с постели, зашёл к детям, те уже одетые, в наглаженных рубашках, сидели на кроватях и ждали мать. Увидев в детской раскладушку, с досадой подумал: «Вот ведь зараза, не ложится со мной! Что же за жена такая, с которой толку нет?»
— Так, вы уже взрослые, мать задерживается, отец болеет, сегодня пойдёте сами, — распорядился он. — А то мать вас разбаловала, до сих пор как малышей за руку водит!
Дети одновременно испугались и обрадовались. Не зная, какие чувства сильнее, сидели, притихшие.
В Москве редко в каком районе отпускают детей одних в школу лет до двенадцати. Особенно, если идти туда далеко и через несколько шоссе.
В этот момент зазвонил телефон.
— Да, да, это моя жена. Что? Где она? В реанимации?!
— У вашей супруги случился инсульт. Точнее, у неё подряд было несколько микроинсультов, на которые она, возможно, не обращала внимания, считая, что это просто головная боль, не замечая обморочного состояния, потемнения в глазах, слабости, сонливости. Полнота и сопутствующие диагнозы спровоцировали это состояние, плюс хроническая усталость и отсутствие отдыха. Вам ещё очень повезло, что её прохожий обнаружил на ступенях подъезда, мимо не прошёл, а скорую вызвал, — объяснил врач Семёну, когда тот приехал в больницу.
— У вашей жены — тяжёлый случай. Затруднения с речью и частичный паралич правой стороны тела.
— Что же это, доктор? — растерянно спрашивал Семён. — Как же это случилось? Когда она восстановится?
— Ваша супруга — женщина ещё молодая, уход и ваша любовь могут сотворить чудеса. Ей сейчас нужна только ваша забота.
Семён зашёл в палату. На больничной кровати, вся окружённая подключёнными проводами и капельницами, лежала его большая и такая родная жена. Было непривычно видеть её в таком положении. Тоня никогда не болела, она всегда суетилась и всё за всех делала, ухаживала, порхала, помогала. Он сел рядом, взял её за левую руку — ту, что не пострадала, рука была тёплая, мягкая и пахла солнцем. Тоня смотрела на него и тихо плакала, по щекам катились слёзы, а огромные глаза будто говорили: «Извини, я не справилась».
Семён прижал её руку к губам, стал целовать каждый пальчик, вдруг осознав, что осиротеет, если её не станет, что именно она и была всей его жизнью, она создавала эту самую жизнь, была её центром.
— Эх, Тоня, Тонечка! Ну как же ты так?.. Да, тяжёлый случай.
Каждый день Семён приходил в больницу, делал жене массаж руки, кормил с ложечки принесённой из дому кашей и супом-пюре, которые варил сам вместе с сыновьями на отремонтированной кухонной плите, где все четыре горелки радостно загорались с полспички, гордо ожидая возвращения хозяйки под журчание обновлённого крана. Оказавшись на кухне в другом качестве, вынужденно готовя себе и детям, Семён с удивлением обнаружил все эти неисправности и поразился, как жена вообще могла тут справляться.
Оставшись дома без заботливой и шуршащей без устали жены, он стал больше времени проводить с детьми. Умудрялся с утра — на свою работу, потом за Тоню почту разнести, детей накормить, в больницу съездить, благо она недалеко была — повезло.
— Пацаны, а что это носки у нас с вами по всему дому валяются?
— Я не знаю, — пожал плечами старший.
— И я не знаю, — отозвался младший. — Я свои убираю, это всё он.
— Нет, ты врёшь! Это твои и папины, я свои в ванную складываю, как мама сказала!
— Давайте с вами в одну игру сыграем, точнее, будем в неё каждый день играть. Называется «Закинь носок».
Семен принёс из ванной бельевую корзину, поставил её в комнате мальчишек на высокий комод и предложил по очереди метать туда носки, кто больше попадёт, тот и выиграл. Вы бы видели, с каким энтузиазмом и хохотом мальчишки носились по всему дому в поисках новой партии носок.
Потихоньку речь у Антонины стала восстанавливаться. Она очень старалась, хотела рассказать мужу, как ей приятно, что он приходит, ухаживает за ней, как это неожиданно и приятно — его суп и массаж, а про плиту она ещё даже не подозревала. Близнецы научились сами ходить в школу, старались делать уроки и завели отдельную корзину для носок.
Через месяц Тоню выписали домой. Муж привёз её на такси, помог выйти из машины, она с трудом ещё ходила. Дома уложил её на их небольшую кровать по центру, включил фильм — новую мелодраму. Приехал старший сын с невесткой, до этого случая они приезжали всего пару раз за три года своего брака. Тогда Тоня не пустила девушку на кухню, боялась, что та всё сделает не так. Сейчас там хозяйничали все без неё. С кухни то и дело были слышны взрывы хохота. Умопомрачительный аромат свежеиспечённых блинов заполнял квартиру.
В дверь спальни постучали, вошла невестка, неся на подносе блины и чай.
— Угощайтесь, Антонина Ивановна. Я там на всех напекла и суп сварила.
— Проходи, Любочка, не стой в дверях, — хотела было сказать Тоня, но язык её не слушался, получилось не совсем внятное мычание. Ей так стало себя жалко, что не смогла сдержать слёз.
В комнату вихрем ворвались близнецы, бросились её обнимать и жалеть, следом вошли старший сын и муж.
Тоня лежала, смотрела на них, на таких родных и близких, на всю свою семью. Слезы текли по её щекам, прядь волос опять сбилась и закрыла лицо, муж заметил, подошёл, поправил подушку, дав ей возможность лечь чуть повыше. Убрал прядь с лица, заложив волосы ей за ушко, как она сама всегда делала. Аккуратно промокнул слёзы лежавшим рядом полотенцем, сел на край кровати и стал массировать пальчики пострадавшей руки.
От этой нежной заботы, такой естественной и такой забытой ею, Тоня была в смятении, настолько непривычной для неё была ситуация, когда она лежит, а о ней заботятся.
Тоня посмотрела на мужа.
— Ты у меня самый лучший на свете, — попыталась сказать она вслух, а про себя подумала: «Эх, если бы не этот тяжёлый случай…»
Таша Муляр
11.03.2023
В издательстве Эксмо вышла моя первая книга сборник рассказов "Любовь без дублей". Вас ждут истории, в которых всегда есть место маленькому чуду. Случайности, которые оборачиваются большими переменами к лучшему. А еще много добра и тепла, которые оказываются важнее всего остального.
Мой девиз «Дальше будет лучше», стал девизом и моих героев.
Приобрести книгу:
Как всегда, буду рада вашим историям и эмоциям от прочитанного. Приглашаю подписаться, чтобы не пропустить новые рассказы.