Я люблю красный цвет. Он у меня ассоциируется с Пасхальной радостью, с яркостью палитры весны и лета. Я с удовольствием ношу красный свитер. Но дело в оттенках.
Такого ядовитого красного цвета в повседневной одежде я не видел никогда. Молодая женщина, надевшая это невероятное пальто, была неопознаваема. Ее лицо совершенно обесцвечивалось на его фоне.
Она подошла ко мне на исповедь и вдруг стала падать, сложившись как тряпичная кукла. Она сильно качнула Распятие, стоявшее за аналоем. Его, слава Богу, придержали. Я умудрился поймать женщину сантиметрах в двадцати от пола.
Подбежал наш звонарь. Мы уложили ее на лавочку. Тут же наши добросердечные прихожанки подложили ей под голову чью-то кофту. А мне с клироса просигнализировали, что наступил момент для малой ектении.
Я пошёл в алтарь. А когда вернулся, женщина сидела на лавочке с безучастным совершенно белым лицом. У неё в руках был пластиковый стаканчик с водой.
Служба двинулась дальше. И к этой женщине я подошёл уже после ее завершения.
- Марина, - сказала она невнятно. - Меня муж бросил.
Я видел много несчастных людей. Но состояние Марины было как у тех, кто хоронит самых близких. Почему-то это вызвало у меня стойкое неприятие. Женщину, конечно, жаль. Но это не повод вот так убиваться.
Плюс меня раздражало эпатажное красное пальто. Какие страсти таятся за этим жутким красным цветом?
Марина стала к аналою, очевидно, намереваясь исповедоваться. Я не успел накрыть ее епитрахилью. На меня обрушился вал информации, сказанной надрывным, плачущим голосом, хотя самих слез не было. Марина с мельчайшими подробностями рассказывала о том, какой негодяй бросивший ее муж.
Обычно я пресекаю потоки речи, не связанные с исповедью, достаточно быстро. А тут почему-то решил послушать Марину. Ее речь была невозможной - жестокой, оскорбительной, даже уничижительной.
- Вы никогда не любили мужа? - грустно спросил я.
Марина в негодовании обрушилась новым потоком грязи.
- Жаль, что Вы не любили мужа, - сказал я, словно не услышав ее тирады. - Если бы любили, даже в критические для семьи моменты осталось бы уважение.
- Да за что его уважать? - завопила было Марина.
- За то, что он человек, мужчина, отец Вашего ребёнка, такое же возлюбленное Господом дитя, как и Вы!
Марина замолчала секунд на тридцать, и снова завопила. Ни смысл, ни интонации не поменялись. Я попытался ей сказать, что, если человек хочет что-то изменить в своей жизни, он начинает с себя, со своих грехов.
Я не смог поисповедовать ее ни в тот день, ни в следующий. Я был бессилен. Психиатрия ли это была или вот такая неукротимая злоба - я не знаю.
Мне очень хотелось помочь. Из инструментов у меня была только молитва. А это немало. Я записал себе имена Марины, ее мужа Петра, сына Владислава. Если человек не справляется, надо доверить Господу это дело. А там - как Он управит.
Надеюсь, что когда-нибудь Марина сможет увидеть свои грехи и придти ко мне в готовности исповедоваться. Я надеюсь...
Слава Богу за все!
священник Игорь Сильченков.
