Продолжение.
Читать главы :Первую, Вторую, Третью, Четвёртую, Пятую, Шестую.
Первая ночь дачной жизни показалась бесконечным кошмаром.
Я успеваю на барахолку. Я успешно и на удивление легко меняю у продавца китайской обуви триста баксов на отечественную валюту. Мой нос безошибочно ведёт поющий от голода желудок на аромат томящегося на углях мяса. С чавканьем, как настоящий дикарь, уминаю пять шампуров горячих сочных шашлыков. Шашлычник смотрит на меня, оборванного, голодного до неприличия, и с видимым удовольствием повторяет:
-Ай, хорошо кушаешь!. Ай джигит! Купи еще!
С пухлой пачкой купюр (такого количества рубликов я мои руки не держали ровно столько, сколько существовали) очень довольный собой и почти успокоившись, я совершаю рейд по ближайшим магазинам. Набив пакеты едой и герметиком, отправляюсь обустраивать быт.
Я восхищен своим умом и своей предусмотрительностью. Дачная жизнь обещает быть приятной. Как у всякой настоящей совы к сумеркам у меня наступает пик активности, несмотря на насыщенный событиями день. Я одновременно протапливаю старенькую «буржуйку», готовлю ужин и шпатлюю герметиком щели. В домике постепенно становится теплее. Мне же, уже, просто жарко.
К девяти вечера моя бурная деятельность приносит первые результаты: сгорает жаркое. Щели заделаны настолько удачно, что черная едкая сажа, забивает все помещение, а плотность дыма достигает стадии пригодной для резки ножом. Дым приходится буквально выталкивать из домика через дверь, как выпихивают разбуянившихся гостей. Освободившись от дыма и тепла, я усаживаюсь ужинать тем, что не успело превратиться в уголь.
После стаканчика "Перцовки" жизнь начинает казаться вполне приемлемой, а будущее не таким безрадостным, запутанным и опасным.
В три часа ночи просыпаюсь. Мартовский морозец (вероятно ближе к 30 чем к 20 градусам со знаком -) бесследно растворил все последствия моих трудов кочегара-любителя. Тепло стремительно покинуло садовый домик, мое одинокое ложе и, без сожаления, чумазого меня. Старые пружины кровати звенят и поскрипывают очень точно и в такт, аккомпанируя лязганью моих зубов. Концерт ансамбля шумовых музыкальных инструментов надоедает очень скоро. Я не выдерживаю и встаю.
Печка охотно разгорается и даже нагревает воздух вокруг себя. Но, как капризный ребенок, требует постоянного внимания. А развлекать «ребёнка» нечем: дрова на зиму я не запасал. А те щепки и доски, что лежали у стенки дома и летом помогали вскипятить на плите чай, намертво вмёрзли в сугроб. И достать их можно только с помощью отбойного молотка. Которого у меня тоже нет.
К утру я готов спалить домик вместе с собой, ради счастья ощутить настоящее тепло хотя бы десять минут.
Я дождался рассвета, ясного и морозного. Сутки жизни настоящего искателя приключения отмечаю, обнажив донышко бутылки. Перцовка кончилась. Не заметил даже как. Не согрелся с нее, не захмелел. Впрочем, мне уже настолько всё равно, что если бы в дверях появился Кирсан со всей своей бандой, на меня бы это не произвело никакого впечатления. Какая разница: сдохнуть от холода или от пули?
Случайно взглянул в зеркало. Сказать, что я изменился, значит не сказать ничего. Моя внешность больше не требует дополнительной маскировки. Идентифицировать эту грязную, синюшную личность невозможно даже с помощью компьютерного анализа. Если мои отпечатки пальцев выглядят так же как лицо, то меня не найдет уже никто и никогда. А ведь еще вчера эта рожа была частью вполне приличного мужичка, притязавшего на звание интеллигента.
Никогда не думал, что современный человек так уязвим и зависим от привычных благ цивилизации.
Я готов молиться на то самое паровое отопление, которое включают с месячным запозданием, которое постоянно недодает три - пять градусов до положенной нормы, которое в мае, когда температура за бортом многоэтажек перепрыгивает за отметку 20 градусов по Цельсию, вдруг, срывается с цепи и раскаляет батареи чуть не до красна, выжимая из нас пот и нецензурные выражения. Я готов молиться на Великого Бога Теплосети и апостолов его ТЭЦ, ГРЭСС и даже на Маленькие Вонючие Котельные.
В дверь кто-то стучит и, не ожидая ответа, дергает ее на себя. Крючок жалобно звякает ржавыми боками о петлю.
-Эй, открывай, а то милицию вызову! - Не узнать сторожа по хриплому стариковскому дисконту и "деликатности" обращения невозможно.
С трудом распрямив смерзшиеся коленные суставы, я походкой пьяной цапли бреду к дверям. Открываю.
-Что вы хотите? - Моя внешность никак не вяжется с тем: что и как я говорю. Сторож слегка обескуражен.
-Ты хто такой и чо здеся делаешь?
-Хозяин. Не узнали? А «здеся» – передразниваю старика - я пью. - Моя лапидарность сторожу нравится, а исходящий от меня запах перегара не оставлял сомнений в искренности.
-Чо пьешь - сам вижу. А пошто ко мне не зашел? Я перцовочку завсегда с милой душой. Так у меня ить и теплее. Чай в энтой халупе меньше чем с ящика не согреешься... Гляди, если чо осталось заходи ко мне. Сальцо, картошка, огурчики соленые - с меня.
-А банька?
-Да запросто. Под хорошую выпивку и баньку сделаю.
Бог явно на моей стороне. И нет смысла молиться на языческие теплосети, если в сотне метров от меня можно затопить настоящую, жаркую баню. А за баньку я сейчас готов умереть, а не то, что за бутылкой сгонять.
-Идет - подытоживаю я. - Топите баню, а я пока до магазина сбегаю, разомнусь. Да, пакетики прихватите. Там закуска осталась.
Я сую сторожу остатки моего пира: консервы, колбасу, сыр, корейскую лапшу в коробках, наскоро умываюсь снегом и отправляюсь за спиртным.
Через пару часов мы уже блаженствуем в бане.
-А вот мы тя, веничком. - Дед в прошлой жизни наверняка был палачом. Охаживает немилосердно, но я не сопротивляюсь. Тепло уже добралось до костей и постепенно размораживает хрящи и сухожилия.
- От супружницы небось сбежал? - Спрашивает дед, синхронно размахивая веником и бородой. Не дожидаясь ответа, развивает мысль: - Они, стервозины, до чего угодно мужика довесть могут. Все кричат, мол, СПИД - чума двадцатого века. Глупость. Бабы - вот чума всех веков. Кабы ни они, разишь, этот СПИД был бы? Нет!
-Пожалуй, без них у СПИДа шансов было бы поменьше. Хотя есть и другие переносчики. - я разморен, счастлив и сейчас готов согласиться даже с тем, что Джомолунгма - прыщ на теле Западносибирской низменности. Кроме того, версия сторожа относительно моей ссоры с несуществующей супругой, действительно неплохое объяснение, тому, что я в марте отпраздновал открытие дачного сезона. Но чувство справедливости берет свое и я, все же, добавляю:
-Но, с другой стороны, по большому счету, от общения с женщинами можно получить некоторое удовольствие...
-Чо!? С какой такой стороны? Какое-такое удовольствие? Чем больше живу, тем лучше понимаю: от бабы никакого удовольствия, окромя скандалов, нет. Годков десять уже одни скандалы и никакого удовольствия. Водочку выпить - скандал, папироску выкурить – вали, дед на улицу, деньгу - отдай , не отдал, опять же скандал. Проще у быка перед мордой тряпкой махать чем у бабы десятку на бутылку вытянуть. - Дед не на шутку раскипятился. - Слова-то какие придумал, интеллигент отмороженный: "общение с женщинами". Какое с бабой "общение"?
-Ладно, дед, успокойтесь. - Пытаюсь пойти на мировую. Но успокоить сторожа уже сложно. Кажется, я наступил на больную мозоль. К тому же склероз и пьянка, полностью выветрили из памяти у моего хозяина воспоминания об утехах юности.
-Я-то успокоюсь, я вооще спокоен как йога. А вот ты - дурак! – дед берёт короткую паузу, словно пробуя на вкус сказанное слово и уже нараспев с чувством повторяет, - дура-а-а-ак, коли не понимаешь, что баба - чума и ошибка природы. И не дед я тебе, а Василий Марьяныч. Понял! - он в сердцах хватает ковшик и от души хлещет на каменку. Пар тайфуном проходит по спине, пробирает сквозь ребра и кишки и жгучим комком собирается где-то в самом центре живота. Я задыхаюсь, вскакиваю и выбегаю в предбанник.
Дед вдогон мне кричит: " Вот оно удовольствие, а то баба, баба!".
Застолье нас примирило. Вообще последнюю пару лет я пью редко. Был один год. Пропил почти все. Да, что почти, все пропил, кроме квартиры. Тяжелый был годик. Триста шестьдесят пять дней просто выпали из жизни. Но потом нажал на тормоз, вернулся к работе и, фактически, завязал. Во всяком случае, с утра не принимаю ни при каких условиях. Но сегодняшний завтрак под водку, в моем положении, можно признать затянувшимся ужином.
Василий Марьяныч оказывается для меня редкой находкой. Газет он не читает: "что бы, нервы не отравлять". Про телевизор говорит презрительно, и не смотрел его столько же, сколько не имел удовольствия от общения с женщинами. То есть лет десять. Репродуктор есть, но включать его не во что. Радиосеть до домика сторожа так и не дотянули, хотя вопрос о финансировании этих расходов стоит в повестке каждого перевыборного собрания садового общества, и деньги с садоводов правление собирает исправно. Единственным источником информации ему служат до "перестроечные" подшивки "Огонька" и "Науки и жизни". Зимой даже городские события доползают до него с месячным опозданием. В основном в виде легенд, сказаний и сплетен, которые он выслушивает в сберкассе в очереди за пенсией. Не дай Бог, начнется третья Мировая война, Марьяныч узнает о ней только после завершения боевых действий. И то, если будет с кем в сберкассе слово перемолвиться.
Так, что про вчерашнюю стрельбу в городе он не знает и может не узнать никогда. Да и в качестве собеседника сторож удивительно удобен. С ним невозможно проболтаться, сказать лишнее. Можно вообще ничего не говорить, он на это и внимания не обратит. За долгие, одинокие, зимние дни и ночи Марьяныч научился на свои вопросы отвечать сам, обходясь без посторонней помощи. Мнение собеседника его интересует тем меньше, чем больше он выпивает. А с зеленым змием старик на короткой ноге.
К обеду он во мне души не чает. А после третьей бутылки, пьет в основном он. Но подвести итог утренней дискуссии не забывает.
-Ты к бабе на поклон не иди. Ни за какие коврижки. Хошь, у меня живи. Дом большой. Мужик ты ничего. Научу тебя жизни, поймешь в чем ее смысл и сердцевина, спасибо скажешь. А баба, коли нужно будет, найдет тя. Сама прибежит денег просить. Верно говорю.
Я и не спорю. Найдет ли меня баба, вопрос третий, главное, чтобы другие не нашли.
Читать книгу "Анатомия измены"
Глава восьмая
Неделя проходит спокойно. Выбираясь из сторожки в магазины, я старательно штудирую местную прессу. В городских газетах дня три обсасывали подробности перестрелки на территории МПК 27. Кирсан лежит в реанимации с хорошими шансами на выживание. Его "правую руку" по кличке Хлыст похоронили вместе с половиной банды. Журналисты не пропустили мимо своего внимания эскорт милиции и колонну иномарок, растянувшуюся в траурном кортеже на два квартала. О моей взломанной квартире ни в одном разделе криминальной хроники не было сказано ни слова. Да и меня, если судить по прессе, никто не ищет. Эка важность: пропал бывший тренер. Вот самочувствие криминального авторитета – это тема дня!
Продолжение следует
Читать главы :Первую, Вторую, Третью, Четвёртую, Пятую, Шестую
Если не хотите пропустить продолжение, подписывайтесь на канал.
Дорогие читатели! только от Вас зависит, успею ли я дописать книги:
- «Кома» - историю СССР через историю одной семьи;
- «Мясорубка» - о работе правоохранительной и судебной системе в начале 2000-х;
- совершенно шизофреничную историю про гениального сыщика Савелия Крамольникова;
- роман «Аргут» о бизнесе 90-х;
Покупая мои книги, Вы даёте мне возможность работать над новыми, надеюсь, увлекательными историями.
Спасибо тем, кому интересны мои повести и романы.