- Хочешь сказать, что Демид нам помогает? – приложив ладошки к груди, ахнула Тоня.
- Помогает, как только может. Или, пока может…
- Так он умер, или как… - и подруга замерла в ожидании ответа.
- Нет, он не умер, но и живым я бы его назвала с большой натяжкой.
- Это как?
Инна внимательно посмотрела на подругу.
- Ты расстроена, - заметила она. - И это хорошо… Я тебе не все еще рассказала.
- Конечно, не все… Иголки в волосах так и остались без объяснения…
- Когда я выбежала в сад и начала как дура носиться вокруг груши, то это скорей всего был вызов Демиду. Вот думала, если это он знаки посылал, то должен сейчас ответить! Обязан! И он отозвался… Не знаю, что он сделал и как, но меня вдруг обдало холодом и я очутилась в темной комнате. Ты ведь не заметила, что я исчезла?
Переваривая услышанное, Тоня немного зависла.
- Никто и никуда не исчезал… - растерянно отозвалась она. – Просто Демид шагнул вперед и ты сквозь него пробежала.
- Значит, вот как ты увидела, - кивнула Инна. – То-то думаю, не удивилась совсем.
- Так что за комната, в которой ты оказалась? – нетерпеливо напомнила подруга.
- Небольшая такая и без окон… Кованый сундук возле стены. Кровать с круглыми набалдашниками на высоких, железных грядушках. А в набалдашниках свет единственной свечи отражается...
И очень холодно; наверняка пар изо рта шел, только видно не было. Смотрю, на кровати вроде лежит кто. Я на цыпочках подкралась, а там старик… Прямо вот древний старик.
Я решила, что покойник, а он вдруг глаза открыл и еле-еле прошептал; «Наклонись ближе…»
Ну, думаю, сказать, что хочет и наклонилась… и, как бы попонятней выразиться… - замялась Инна.
- Да говори уже как есть, - чувствуя, как замирает от ужаса сердце, выдохнула Тоня. – Не тяни кота, а то я сейчас сознание потеряю...
- Хорошо, если без прелюдий, то я просто напросто залетела в этого старика! – преисполненная эмоциями, Инна вскочила.
Глаза горят, волнистые локоны чуть ли не змеями вокруг головы развиваются. Ох и зрелище! Ни дать ни взять сама горгона Медуза в гости пожаловала! На всякий случай Тоня подобрала ноги с пола и притихла.
- Так вот, свалилась я в тело старика и увидела всю его жизнь, - продолжила Инна. – Даже не жизнь, а существование до того темное и мрачное, и даже убогое, что впору с катушек съехать.
Но когда-то давно были и у него светлые лучики счастья. Так давно, что не сосчитать, сколько лет минуло. Да каких лет, помилуйте! Целые века и столетия…
Давно уже ушли в небытие те милые создания, которых он любил более всего на свете; сестренка его младшая, да подружка ее…
Где уж сестренка с ней познакомилась, но подружка явно была приезжей. У них в поселении все смуглы, да чернявы, а та девица светловолоса, ясноглаза, и нежна как цветок. При одном только взгляде на нее заходилась душа от неизведанного доселе восторга. Так бы и любовался ей до бесконечности…
А как она смеялась! За далекую версту слышался ее смех. А потом… потом что-то случилось; пропал смех любимой и сестренка исчезла…
Он искал и выл от бессилия, и не слушал, что твердили ему; что, мол, болен был, и пригрезилось все в горячечном бреду. Он сделал вид, что поверил и стал жить с нелюбимой. Он согласился жить вечно, чтобы однажды встретить сестру и ту, чей образ даже время не в силах стереть из сердца.
И в минуты просветления, когда память вдруг вырывалась из-за заточения, он писал книгу. Книгу о событиях, что произошли с ним. О черноглазой сестренке и ее подруге, о порядках странной общины, куда обманом затянула его нелюбимая женщина, с которой он вынужден влачить безрадостное существование в одной только надежде, что когда-нибудь…
И бесконечно долго прятать книгу памяти в одном из измерений, которые всякий раз образовывают места их поселений. И ждать, когда та, для чьих глаз предназначена книга, наконец, увидит ее.
Только она сможет понять, что там написано, и только она различит те мрачные и разрывающие душу рисунки, что выписывала его память, беря сумрачные краски прямо из страдающего сердца.
Подойдя к дивану, Инна опустилась на колени и так пристально вгляделась в лицо подруги, что той стало дурно.
- И вот когда меня обмакнули в тело этого старика, в его мысли и эмоции, честно скажу, мне захотелось сдохнуть, - тускло произнесла она. – Мне захотелось сдохнуть незамедлительно здесь и сейчас. Просто немыслимо, так долго жить, так безумно долго жить одной надеждой!
Это невозможно! И когда я чуть добровольно не откинула копыта во всем этом ужасе, старик меня отпустил. Я вылетела из его тела как пробка и отлетела прямо на сундук. Грохот устроила порядочный, да еще и свечка перевернулась и погасла.
«Замри», - успел шепнуть мне старик и я застыла. В эту же секунду в комнату вошла женщина.
Сначала я увидела лишь силуэт и услышала неприятный голос.
«Демид?!» – удивленно произнесла она и, поспешив к кровати, склонилась над стариком.
Нет, с ней ничего не случилось, ее никуда не затащило, она постояла, постояла, вздохнула, потом зажгла свечу. И вот тут-то мне удалось разглядеть ее, и могу заверить, что незнакомку можно назвать красивой, если кому-то по нраву убийственная и жестокая красота сверх меры.
Убранные в высокую прическу темные волосы, огромные глаза, я бы сказала, чересчур огромные и немного навыкате, но удивительно, это ничуть не портило впечатления. Большой рот, густые брови и весьма породистый нос, немного нависающий над губами. Клянусь, в ее облике таилось что-то дьявольское. Какое-то древнее зло, на которое хотелось смотреть и смотреть, даже если осознаешь, что это смертельно опасно.
Я так боялась, что она увидит меня, но, тем не менее, глаз отвести не могла. Нет, она не заметила меня, а спокойно пошла к выходу, а возле самой двери обернулась и произнесла.
«Скоро все будет как прежде, любимый. Скоро ты снова станешь молодым. Я заставлю ее приехать и доведу до конца то, что ты не позволил когда-то!»
Дверь захлопнулась, а я от испуга сползла по стенке. В голове потихоньку складывались пазлы и вырисовывалась общая картина, но мне от этого легче не стало, а скорее наоборот.
Тут старик слабо шевельнул пальцами, будто подзывая, и чтобы расслышать, пришлось снова склониться к самым его губам.
«Я помогу вам. Но сил моих все меньше. Устинья недавно сняла свой урожай, теперь она моложе и сильнее. А ты возвращайся и заставь Тоню смеяться. Смех напугает морок. Иди же, сестренка…» - и рукой крепко так за голову обхватил и оттолкнул.
Только я успела почувствовать запах сосны, как тут же оказалась под грушей и всего на один миг смогла выхватить образ Демида. Молодой и совсем не похож на ту земную оболочку, что лежит в Ворыгино.
Улыбнулся мне, головой кивнул, давай, мол, лицедействуй и пропал. А у меня запах этот хвойный повсюду стоит, носом вожу и не пойму, откуда веет?
А на тебя покосилась, а ты уже разрумянилась малость, да трескаешь за обе щеки. Я воодушевилась и давай комедию ломать. Вот, подруженька моя хорошая, где мне побывать посчастливилось и каких людей увидеть. А теперь давай вместе думать, а чтобы это все значило?
Потому что, от того, что надумала я, мне очень и очень не по себе…
Продолжение
Предыдущая часть
Начало