Как известно, зачинщиками в Грюнвальдской битве (если не считать тевтонских пушкарей, от скуки принявшихся палить по противнику) выступили литовско-татарские конники. Откуда вообще появились кочевники среди воинов Великого княжества Литовского? Считается, что первых из них в качестве то ли пленников, то ли перебежчиков во множестве привел в свои владения великий князь Витовт (он же Александр в христианстве), предпринявший в 1397 и 1399 годах два похода в золотоордынские земли.
А еще до этого фактический правитель Великого княжества Литовского предоставил политическое убежище хану Тохтамышу, которого сначала взял в жесткий оборот «железный хромец» Тамерлан, а затем сверг с престола захвативший власть в Золотой орде темник Едигей. Побитый потомок Чингиз-хана явился вместе со своими сыновьями в Киев, который входил тогда в состав ВКЛ. И даже потом принимал участие в упомянутых походах Витовта на восток. Но своих сыновей он отправил в Москву, которую сжег всего за десяток лет до этого. Великий князь Василий Дмитриевич взял чингизидов под покровительство, имея на них свои планы. Однако после гибели Тохтамыша в 1406 году весь его выводок также перебрался в Литву. Старшим из братьев был Джелал-ад-Дин, который, собственно, и мог участвовать в Грюнвальдской битве вместе с собранным им отрядом, как пишут некоторые историки, «в 30 тысяч сабель» (в реальности, по мнению более адекватных специалистов, раз в 10 меньшим).
Впрочем, татары сумели «отличиться» еще до знаменитого сражения. По свидетельству польского хрониста Яна Длугоша, они вместе с литвинами напали на одну из областей Мазовии, которую тамошний князь до этого заложил тевтонцам «за 5 тысяч марок широких грошей». И, считая эту территорию будто бы вражеской, что называется, дали волю своим самым диким инстинктам.
«… с варварской жестокостью убивая не только взрослых, но и отроков, и даже младенцев, плачущих в колыбелях, - подтверждает Длугош. - Других же с их матерями они насильно уводили в плен, в свои палатки, как врагов и чужеземцев, хотя все жители этой области были людьми польского племени и языка».
Вскоре началось настоящее паломничество уцелевшего населения в лагерь короля Ягайло (в крещении Владислава) на реке Вкра. Глядя на рвущих на себе волосы матерей убиенных младенцев, впечатлились даже польские вельможи и епископы, находившиеся в рядах войска. Они явились к Ягайло и выдвинули ультиматум: или он немедленно укрощает распоясавшихся варваров и освобождает пленников (убитых людей, к сожалению, уже не воскресить), или они тотчас же оставляют военную службу, а столь нечестивый лагерь, конечно же, всевидящий бог не замедлит поразить своим самым, что ни на есть, ужасным гневом.
Понимая, чем грозит такой демарш, Ягайло с Витовтом поспешили выполнить все требования. И даже пригрозили виновным в повторении зверств смертной казнью. Увы, то ли татаро-литовское бандитское содружество не восприняло это предостережение всерьез, то ли высочайший указ попросту не довели до сведения личного состава, но грабежи и насилия продолжались. Надругательствам подвергались представительницы женского пола едва ли не всех возрастов. А когда дошло до осквернения одной из церквей, из алтаря которой «на потеху и посрамление» кощунники выбросили святые дары, поляки перетрухнули уже не на шутку в ожидании кары небесной. Тем паче, вскоре предстояло такое всегда рискованное предприятие, как битва с рыцарями Тевтонского ордена. И вновь обратились к королю.
Рассерженный столь наглым игнорированием своего приказа, Ягайло приказал учинить розыск виновных. Вскоре привели двух литовцев, которых, видимо, решили сделать крайними. Тут и Витовт решил проявить власть, приказав своим соплеменникам повесить самих себя. Собственными руками казнимые сколотили себе по виселице, добровольно вскарабкались на эшафот, поторапливая друг друга, накинули петли на шеи и спрыгнули вниз… После такой образцово-показательной расправы беспредел тут же прекратился, и поход продолжился уже без ненужных эксцессов.
Непосредственно в Грюнвальдской битве татарская конница находилась в первых рядах правого фланга союзной армии. И была отправлена в атаку Витовтом, у которого лопнуло терпение дожидаться, когда же, наконец, Ягайло закончит молиться и начнет драться. Вслед за татарами с криками «Вильна!» поскакали и литовские всадники. Долгое время считалось, что многие из этой волны атакующих угодили в прикрытые травой и ветвями глубокие ловушки с острыми кольями на дне, якобы устроенные коварными тевтонцами перед своим фронтом. Но в результате археологических раскопок на месте сражения данный эпизод подтверждения не нашел.
Впрочем, еще неизвестно, что для тех легких конников было бы хуже – угодить в «волчью яму» или с размаху напороться на монолитные ряды рыцарей хоругви великого маршала Фридриха фон Валленрода, как, собственно, и произошло. Немцев пытались сбрасывать с коней при помощи арканов и копий с крючьями, но без особого успеха. Выждав примерно час, фон Валленрод приказал контратаковать, и татары с литовцами мгновенно оказались опрокинуты. Против натиска тяжелой конницы им было не выстоять по определению.
Последовавшее бегство татарско-литовской кавалерии польские и российские историки трактуют именно как бегство, в отличие от литовских и белорусских коллег, предпочитающих рассуждать о хитром тактическом ходе. Дескать, таким вот ложным отступлением потерявших осторожность рыцарей пытались заманить в засаду.
Длугош в своей оценке данного эпизода вполне однозначен:
«Когда среди литовцев, русских и татар закипела битва, литовское войско, не имея сил выдерживать вражеский натиск, оказалось в худшем положении и даже отошло... когда же крестоносцы стали теснить сильнее, оно было вынуждено снова и снова отступать и, наконец, обратилось в бегство».
Остановить улепетывавших соотечественников, перемежая словесные увещевания ударами меча, тщетно пытался сам Витовт, что также не говорит в пользу версии о притворном отступлении. Охваченные диким страхом татарско-литовские всадники даже смяли и увлекли за собой спешивших им на помощь поляков. Впрочем, те перегруппировались и вернулись в сражение, а вот многие беглецы смогли остановиться, только доскакав до озера Любень (Любань) - в современных ориентирах это окрестности белорусского Бреста. И уже оказавшись в безопасности, чтобы скрыть свой позор, принялись распускать панические слухи о том, что союзники потерпели страшное поражение, король и великий князь убиты, а от всего войска остались только сами рассказчики.
Отдуваться за литовцев и татар пришлось полякам и русским.
«В этом сражении русские рыцари Смоленской земли упорно сражались, стоя под собственными тремя знаменами, одни только не обратившись в бегство, и тем заслужили великую славу, - пишет Длугош. – Хотя под одним знаменем они были жестоко изрублены и знамя их втоптано в землю, однако в двух остальных отрядах они вышли победителями, сражаясь с величайшей храбростью, как подобало мужам и рыцарям, и, наконец, соединились с польскими войсками; и только они одни в войске Александра Витовта стяжали в тот день славу за храбрость и геройство в сражении; все же остальные, оставив поляков сражаться, бросились врассыпную в бегство, преследуемые врагом».
Справедливости ради, такую точку зрения разделяют не все современные ученые, в том числе и российские, которые полагают, что бо́льшая часть литовско-татарской конницы, все-таки, вернулась на поле битвы, пусть и уже ближе к ее завершению. Например, Юрий Кривошеев, воздерживаясь, впрочем, от однозначных выводов, упоминает некий документ, «найденный и опубликованный шведским историком Свеном Экдалем в 1963 году».
- Это письмо, которое советует новому великому магистру проявлять осторожность при ложных отступлениях, вроде того, что было в битве при Грюнвальде, - уточняет исследователь. - С другой стороны, британский военный историк Стивен Тёрнбулл утверждает, что литовское отступление не совсем подпадает под это определение, так как ложное отступление обычно делается одной или двумя частями, а не большей частью войска и быстро перетекает в контратаку. Литовцы же вернулись только в конце битвы.
Ну а то, что происходило под Грюнвальдом, пока литовцы с татарами то ли заманивали противника куда-то, то ли элементарно спасались от него, хорошо известно. Тевтонцы сначала увязли в бою с оставшимися литовскими хоругвями (включавшими героические смоленские) и чешскими наемниками (к слову, в этой битве рубился знаменитый Ян Жижка, только до сих пор спорят, на чьей именно стороне – чешский отряд имелся и в орденском войске). Потом великий магистр Ульрих фон Юнгинген и король Ягайло задействовали свои главные силы. Когда после долгого и кровопролитного боя поляки стали одолевать, вновь появилась татарско-литовская конница, которая обошла левый фланг тевтонцев и замкнула кольцо окружения.
В результате Тевтонский орден потерпел самое сокрушительное поражение в своей истории, оставив на поле сражения сразу 205 «братьев», включая практически все высшее руководство во главе с великим магистром, а также множество «гостей» и наемников – убитых оказалось примерно 8 тысяч человек. Еще почти 1 400 попали в плен. Общие потери польско-литовского войска до сих пор точно неизвестны, ряд источников сообщает о 4-5 тысячах погибших и 8 тысячах раненых. При этом от конницы ВКЛ уцелела лишь половина.
По мнению Костяшова, есть основания говорить и том, что в битве лично участвовал и Джелал-ад-Дин. Но «отступал» ли он вместе со всеми или остался сражаться – никому не ведомо. Как бы то ни было, Витовт и в дальнейшем оказывал татарскому хану всемерную помощь, всего через год после этого поспособствовав занять золотоордынский престол. Впрочем, уже в 1413-м Зелени-Салтан Тохтамышевич (как его именовали в русских летописях) был убит в бою своим братом Керим-Бердеем.