Основным и главным нарративом информационного сопровождения происходящего является, как известно, смысловой перевертыш, изображающий противостоящие силы злом, а главную действующую силу – добром. Вот в очередной раз мне попалась статья, написанная в подобном стиле, и я подумала – а если представить, что все так и есть на самом деле? Что произойдет, как будет выглядеть наша действительность, если это «добро» вдруг победит?
Для начала, конечно, довольно трудно будет понять, что победа действительно произошла. В случае с нашим воображаемым «злом» все понятно – есть вполне четкие и однозначно проговариваемые задачи, есть стратегия, позволяющая рано или поздно эти задачи осуществить, есть план по восстановлению и возвращению в привычное русло, есть представление о том, откуда пойдут ресурсы на это восстановление.
В случае же торжества «добра» все это выглядит довольно призрачно и эфемерно. Цели раз от раза меняются, а в последней каденции, кажется, и вовсе отсутствуют, так как само происходящее становится как будто бы самоцелью, наделяющей смыслом существование всех его участников. Участие в нем становится достойной альтернативой гибели от дорожно-транспортных происшествий и алкоголя, а другие смыслы и способы существования как будто и вовсе не рассматриваются, как значимые и важные.
В такой ситуации весьма сомнительным становится воспроизводство ресурсов для продолжения происходящего – если в нем следует обязательно участвовать, чтобы придать своей жизни смысл, кто сочтет достойным для себя оставаться и трудиться на производстве? Возможно, конечно, что такие малодушные отщепенцы и найдутся, но из чего они будут это производить, если внешние и внутренние ресурсы имеют тенденцию все больше уменьшаться? Когда-нибудь все закончится, и зарплата отщепенцев, к слову, тоже – как именно «добро» планирует выходить из этого положения? Где расчеты, где договоры, где стратегия?
Допустим, уже имеющегося вполне хватает для задуманного, и вот задуманное, каким бы оно не было, свершается. Дует ледяной ветер по чистому заснеженному полю, нет ни света, ни воды, ни тепла, и нет никакой возможности все это хоть как-то починить. Да и смысла особого нет – никого, кому это все может пригодиться, уже поблизости не осталось, и вернуть их не представляется никакой возможности. Время идет, и на месте ледяной пустыни появляется слякоть, затем все зеленеет и зарастает лопухами. Огромные территории, заросшие лопухами, на которых никто не хочет и не может жить – прекрасное, но довольно бесполезное и, кажется, бессмысленное приобретение.
Тем временем, несколько изумленные всем окружающим внутренние подведомственные сил «добра» начинают на все это смотреть и думать вслух. Думать вслух категорически запрещается, а с целью обеспечения эффективности этих запретов все оставшиеся ресурсы кидаются на механизмы этого обеспечения. Механизмов после всего произошедшего остается не так много, да и ресурсы все ближе к полному исчезновению, поэтому долго механизмы не выдерживают. Подведомственные же почему-то «добро» за добро не считают, а считают кое-что другое, чего тоже не сильно много, а что произойдет дальше, можно только предполагать, но вряд ли что-то очень хорошее.
Наглухо запертое, лишенное средств к существованию «добро», не способное развиваться без доступа к внешним ресурсам и созданным чужими умом и руками приспособлениям – довольно печальная картина. И самое главное в ней заключается в том, что с настоящим добром такого никогда не может произойти. Не может добро попасть в такую ситуацию, где оно останется один на один с достигнутыми целями и полным непониманием того, что делать дальше.
Потому что добро по определению всегда только созидает и развивается, всегда имеет внятную цель и планы, и само создает для себя необходимые для осуществления этих планов ресурсы. То, что не умеет создавать, и добивается своих целей лишь разрушением, является злом.