Мария Рачинская

Посвящается Островной Греции. — Алиса, куда отправимся сегодня? — А давай в островную Грецию? — Можно, но тоска такая — ведь никуда не уехать. — Крепись. Афины пролетаем. Вот уже и архипелаг Додеканос. Скоро увидим остатки Колосса Родосского, одного из семи чудес света, построенного в 284 году до нашей эры. — Красота. Вот строили же до нас. Алиса, а что с ним случилось? — Статую разрушило … — Алиса, подожди, не говори. Не хочу знать. Алиса, а есть что-то, что скрыто от ушей и глаз твоих? Сколько душ вокруг? И живых, и мертвых...

Раненый туман, Полукругом обман. Колодцы-души Режут ар-бу-зы. Тропа вьётся, Нитью зовётся. Мертво знание, Рождено молчание. Крендель души моей, Истины чертополох В небе оглох ... На восьмом этаже Сажаем эклеры, Со словами — проблемы ...

На трамвайной остановке встретила Довлатова. Питер. Репит. Ещё раз. Где Довлатов? Захожу. В трамвае пусто, почти никого. Только мужчина и женщина. Ну прямо фильм снимай. А ля modern talking ... Ищу опознавательные знаки. Где, где же Довлатов? Может, профиль или анфас? Обхожу всю уралмашевскую гусеницу — почему Довлатов? Приметы где, приветы где? Чемодан, филиал, заповедник. Ну на край зона бы ... Где? Хочу спросить у трамваевожатого, возвращаюсь, подхожу — вижу надпись с гравировкой — Довлатов.  Хорошо...

«Я приобрела невероятно большой нос, через несколько секунд отвечает Агата. Он мне очень нравится, отвечает Оскар. Ну, тогда ладно. Он, по крайней мере, создает впечатление, что я что-то собой представляю, вы согласны?» — Бокал Шабли? — Давайте выберем Мальбек. — Нет, Оскар, сегодня мне хочется светлого. Это Вам всё подавай в багровых тонах. — Этюд в багровых тонах уже написан до меня братцем Дойлем. — Зачем так фамильярно? Конан Дойль в момент моих поисков предсказал меня живехонькой, хотя ходили к нему и ходили — мертва уже Кристи, мертва...

Шнурки. Я их увидела на лестнице. И за ними пошла. Они были мокрые, слипшиеся, когда-то, будучи бабочками, они расправляли свои крылья, в давние времена. Вверх, я шла за ними, уже сбившись со счета лестничных пролетов. Куда они брели? Что-то в них было угловатое и супрематическое, и вообще могут ли быть шнурки кургузыми, горными, бледнолицыми, хромыми, веселыми? Какими они могут быть? Кому принадлежать? Когда-то они были желтыми: пластмассовые наконечники стали для меня ориентиром. Как среди тьмы прошлого увидеть просвет? И можно ли его вообще увидеть, узреть? Вот шнурки остановились...

Вот я и в Дюссельдорфе. Как сейчас помню цифру — 10 тысяч за билеты, оплачивает компания. Меня встречает такси с безымянным водителем и везёт в деревню Х. Мы отъезжаем от города-великана и едем вглубь страны мимо тихих, местами вислоухих полей. Сворачиваем на улочку, которая раскидывается на две стороны от безлюдной площадки грифельным шпагатом. Останавливаемся у зеркального офисного здания. В дверях меня встречает владелец Х. Показывает пустой офис и провожает в комнату для проживания, повторяя несколько раз, как мантру: "Предлагаю вам остановиться тут — все рядом, удобно...

Gioia Жили в парке два трамвая: Клик и Трам. Выходили они вместе По утрам. Осип Мандельштам. Два трамвая. Мы пошли за Петрикором. Накрапывал дождик. Пойдёт ли ливень? Или успеем ? Мы шли минут десять до Goia. Наш обычный маршрут. Мимо офиса. Только в этот год я уже там не работала. Ратуша. Звучит. Но меня там больше нет. Капли стали гулко накрапывать. Что же здесь было раньше? Стала гуглить - Рождественский коночный парк. 1876 год. Потом слово коночный в 1914 году заменили на трамвайный. У этого места оказывается целая история...

Тысячу лет не писала такого текста. Со времен школы. Тогда все было просто — был на даче, читал, пел песни у костра, бегал с ракеткой за воланчиком, писал стихи и верил в светлое будущее. Вера. Этим летом мы были на даче с дочкой, познавали этот мир — я училась смотреть ее глазами. Мы придумывали новые слова. Так образовалось слово — беседить. Что за зверь? А когда к тебе приходят друзья на беседку играть — беседить. Теперь оно прочно вошло в наш домовой лексикон. Ещё мы с дочкой запускали впервые вместе змея...

«Путь —  это и есть Камень. Место, откуда идешь, —  это и есть Камень. Если ты не понимаешь этих слов, то ты ничего пока не понимаешь. Каждый шаг является целью.» Роза Парацельса. Хорхе Луис Борхес. Камни. О чем они могут с нами говорить? Каждый раз, когда я еду на греческий остров, овеваемый со всех сторон морскими волнами-ветрами, я привожу оттуда кучку камней. У меня уже скопилось две или даже три объёмные вазы. Я люблю их вынимать из стеклянного купола-чаши и строить тропки, разглядывать и смотреть на свой сад...

Луны сечение Отрезало течение Волн неуловимых Фонарный всплеск зеркал В миру я не искал Облачение путей В дуге свечей Открыло мне себя Застыл я у огня — Ты есть у меня Очи грозы проплыли мимо Тенью облаков незримой Муравейники войны Светом приглушены Комья тоски на небе Белёсыми странниками Причалами перистыми Уходят в невесомости Будто их навеяло Ветром северным Неуклюжими уключинами...

Жила была в посёлке одна девушка. Прозвали ее царевной Луж, потому что, когда вставала заря, все лужи раз и мгновенно, как по мановению волшебной палочки-выручалочки, очищались. Воду можно было пить прямо из лужи, и не становиться козлёночком, представляете? Где это видано, где это слыхано? Да вот в нашем же околодке. Дом обходили все стороной, кроме нас, четырёх друзей. Мы восторженно улыбались царевне Луж, как и сама заря. Но в один из дней раз — и она пропала, искали-искали и не нашли... И только...

Будешь готов принять 270 грамм счастья? Чего? Из сонной трубки раздаётся голос Ивана премудрого...Ты хоть знаешь который час? Ой, у тебя пять утра? Извини. Забыла опять. Не бережёшь меня. У меня только сто, откуда 270? Слушай взвесили вчера перед отправкой тебе на Сахалин. 270 грамм счастья вышло. Примешь? А что там? Сюрприз. Ты же знаешь, не люблю сюрпризы. Ну а ты погадай- три попытки. Не угадаешь скажу. В пять утра загадки разгадывать? Ну ты даёшь. Обожди, на балкон выйду. Хорошо, весна на дворе...