«…и в нас пробуждается единственная в этом мире подлинно мужественная любовь — преходящая и щедрая.» Этими словами заканчивается наиболее ценимое мной эссе Альбера Камю «Лето в Алжире». Впервые я читал его на одном из уроков в одиннадцатом классе, вглядываясь в снежную бурю за окном. Образы сладких поцелуев на берегу моря, свежих фиников, бронзовых арабских девушек и их разноцветных платьев пленяли меня, увлекали за собой в страну, благодаря которой Альбер Камю сохранил свое внутреннее солнце. Ее бедность и кажущаяся обреченность казались мне справедливой платой за безудержную страсть и чувственную силу алжирского народа. За то, чего мне так не хватало на ледяной равнине русского Приуралья. Это эссе опалено экзистенцией ничуть не меньше, чем другие, даже самые трагичные произведения Камю, но есть в нем нечто совершенно особенное (правда, не для Камю, а для нас) – бесповоротное, безостаточное наслаждение жизнью. Абсурд и приносимое им уродство уступают место красоте средиземноморского побережья и юных людей. При этом любая трагическая нота не скрывается за триолями счастья, а становится фундаментом, опорой жизни, что была пропитана музыкой. Аккорд в басовом ключе, заключающий в себе боль, становится частью неизбежной и прекрасной полифонии, без которой нельзя было бы представить счастье. Именно это отношение к жизни останется для меня главным творческим наследием Альбера Камю. Он был любим женщинами, как всякий, кто умеет наслаждаться жизнью. Он остается любимым нами, как всякий, кто владел талантом искренней любви к ней – любви щедрой и не угасающей. Негасимой и влекущей за собой. Создающей и сохраняющей наше внутреннее солнце.
1 год назад