— Всё, Катя. С завтрашнего дня ты увольняешься. Андрей бросил портфель на стул с таким видом, будто это не кожаный аксессуар, а молот судьи. Он не смотрел на меня. Его взгляд был прикован к окну, за которым суетливый город зажигал первые неоновые огни. Я медленно поставила тарелку на стол. Всего одну. Для него. — Я так решил, — добавил он, наконец повернувшись. В его голосе не было злости, только холодная, абсолютная уверенность человека, который никогда не сомневается в своем праве решать за других...

С самого начала с ним что-то было не так. Это замечали все, даже самые равнодушные, чёрствые учителя, безразличные обычно к нашей маленькой муравьиной жизни. И, уж конечно, это видели мы, запертые с ним в одном классе на шесть или семь часов каждый божий день. Капуста перевёлся к нам в середине зимы. До этого он учился в гимназии через дорогу, но, видимо, допёк там всех отличников и был отправлен к нам, пролетариям. Я помню, как впервые его увидел. Он стоял в раздевалке, красный с мороза, закутанный по самые брови, и держал в руках мешок со сменкой...