Ольга сидела на кухне, уставившись в стену. В руках она сжимала кружку с остывшим чаем, но пить не хотелось. В горле стоял ком, а в висках отдавалась тупая, монотонная боль после слез. Пустота. Именно это чувство она испытывала последние три дня, с тех пор как гроб с матерью опустили в сырую землю. Казалось, весь мир потерял цвет и звук. Ей было невыносимо одиноко, несмотря на то, что в квартире был еще кто-то. Ее муж, Дмитрий, в эти дни казался опорой. Он занимался похоронами, отвечал на звонки, принимал соболезнования...

— Твоей сестре дали общежитие от института, так что пусть там и живёт. Слова Марины упали на стол между тарелок с остывающим ужином, как кусок льда. Они не прозвучали громко или зло, скорее, как констатация очевидного факта, не подлежащего обсуждению. Вадим замер с вилкой в руке, не донеся до рта кусок курицы. Он потратил последние пятнадцать минут на то, чтобы аккуратно, витиеватыми фразами подвести жену к этой теме. Он рассказывал про взволнованную мать, про то, как она ездила смотреть эту «общагу», про тонкие стены, сомнительных соседок по комнате и один душ на весь этаж...