Ты совсем больной что ли?
— То есть, пока я лежала с температурой сорок, ты даже чая мне не налил, а как твоя мама чихнула, ты сорвался к ней через весь город везти л
— Андрей, принеси, пожалуйста, воды… — голос Марины был чужим, сухим и ломким, как прошлогодняя листва. Он едва пробивался сквозь ватное одеяло, которым её накрыло с головой. Тело превратилось в один сплошной, ноющий сгусток боли. Ломило всё: от кончиков пальцев до корней волос. Кожа горела, но под ней, казалось, бегал колючий, ледяной озноб. Градусник, который она с трудом стряхнула полчаса назад, показал 39,8. Это была уже не просто болезнь, это было состояние изменённого сознания, полубред, в котором реальность смешивалась с кошмарами...
— Я никогда не хотел и не мог иметь детей — закричал муж и Надя опешила... Но она и представить не могла, что произойдет дальше… (3/6)
Она уехала и больше не возвращалась. Стучаться в закрытую дверь, чтобы снова и снова чувствовать, как из-под ног уходит земля, как внутри все обрывается и замирает от этой ледяной, беспощадной отверженности, было слишком больно. Она отступила. Похоронила надежду. Построила свою жизнь без матери, без сестер, без Макаровки. И теперь, двадцать лет спустя, Надя наконец-то узнала, чем закончилась история ее семьи. Узнала, что ее младшая сестра, та самая Любка, «последняя надежда» матери, тоже эту надежду не оправдала...