Соседи, говорят, слышат прежде всего пустоту. В ней звуки становятся точнее, как в морге: шаг — как приговор, шорох — как подпись судмедэксперта. Он вошёл и остановился, не снимая пальто, будто был в гостях у собственной жизни, которая теперь ему не принадлежала. В коридоре висел её шарф — тонкий, лавандовый, пахнущий тем кремом, которым она смазывала младенческие щёки, — и от этого простого запаха его качнуло, как от пароходной волны. — Она ушла, — произнёс он вслух, будто проверял, как звучит приговор...

Рано утром Лиле позвонили. Одного взгляда на экран хватило, чтобы превосходное воскресное настроение улетучилось. «Лариса» ― значилось на экране. Телефон настойчиво трезвонил, но Лиля не спешила брать трубку. ― Кто там? ― сонно спросил муж. ― Почему ты не берешь? С работы, что ли? «Если бы!» ― Нет. ― Кто тогда? Ну, сбрось хотя бы! Чего он орет как бешеный! ― Это сестра. ― О-о-о! Ничего себе! Тогда тем более возьми! ― окончательно пробудился муж, но Лиля медлила. Она не хотела разговаривать с Ларисой...