Проснулся опять в пятом часу. Лежу, смотрю в потолок. За окном темно, город ещё спит. А я — нет. Третью неделю подряд. Засыпаю нормально, а потом в пять — бац, глаза открываются. И сразу она в башке. — Костя, ты вообще чувствуешь что-то? Или у тебя там пустота? Она это сказала в июле. Мы стояли на кухне, её два чемодана уже в коридоре стояли. Я тогда спросил: "Из-за него?" А она молчит. Взяла сумку, открыла дверь. Ушла. Я не орал, посуду не бил. Сел на диван, закурил. Хотя бросил полгода до этого...

Зоя Семеновна всегда приходила в «Горжетку» на полчаса позже других «девочек». Она на ходу стягивала с красной от жары шеи шарф, отдувалась и пучила глаза, медленно, грузно ставила отекшие ноги на только что вымытый кем–то пол, проходила мимо охранника Вадика, потом двигалась между рядами навешанных шуб и дубленок к служебному помещению. — Приветствую! — вставал по струнке Вадик, быстро поправлял воротничок безупречной рубашки, как будто Зоя Семеновна — генерал, а он — так, рядовой, пороха не нюхал, и уже чем–то провинился...