Татьяна закрыла кассовый аппарат с легким, приятным щелчком, словно ставя точку в конце удачного дня. В воздухе еще витал аромат детской радости и предвкушения праздника — сегодня разобрали последнюю партию бархатных платьев для утренников и несколько дорогих зимних комбинезонов, похожих на пухлые скафандры. Десять лет назад, когда она, сжимая в кулаке все свои сбережения, открывала первый крошечный магазинчик в спальном районе, Сергей лишь криво усмехался. «Авантюра, — цедил он, глядя на коробки с ползунками...

— Ты что, оглохла, милая? Я вроде бы по-русски сказала, а не на китайской грамоте изъясняюсь. Ключи. На стол. Тамара Павловна не просила. Она вообще не владела интонацией просителя, этот регистр в её голосовых связках отсутствовал как заводской брак. Она вещала. Массивная, как ледокол «Ленин», в своем неизменном трикотажном кардигане цвета забродившей вишни, она сидела на кухне сына и невестки так, словно это был её личный тронный зал. Елена медленно опустила чашку на блюдце. Звон фарфора прозвучал в тишине неестественно громко, как выстрел стартового пистолета...