На кухне пахло хлоркой. С еле сдерживаемой яростью Ольга терла пол и её костяшки побелели от напряжения. Пятая за день лужа. Пятая! Её взгляд скользнул по голому линолеуму — когда-то здесь лежал персидский ковёр, подарок её покойной матери. Теперь он гнил на свалке, пропитанный аммиачным запахом собачьих меток. — Ты хочешь сказать, что эта псина для тебя дороже семьи? — её голос сорвался на высокую, почти истерическую ноту. Она встала, отбросила тряпку в ведро, где вода уже приобрела мутно-желтоватый оттенок...

— Лара, нам жить негде. Можно мы к тебе? Лариса смотрела на экран смартфона, где высвечивалось забытое имя «Ирина», и чувствовала, как по спине бежит холодок. Пять лет. Ровно пять лет тишины — с того самого дня, когда родная сестра, пряча глаза, выставила её из отцовской квартиры. А теперь — «нам жить негде». Она нажала «принять». Голос сестры, обычно такой уверенный, дрожал. Но Ларису это не тронуло. Перед глазами, как в замедленной съемке, пронеслись последние восемь лет. Всё началось в тот ноябрь, когда слегла мама...