Мария Ивановна сидела в своем старом кресле-качалке у окна, безучастно глядя на сад, который когда-то был гордостью всей округи. Сейчас яблони сбросили последние листья, и голые ветви царапали серое ноябрьское небо. На коленях старушки лежал вязаный плед, руки мелко дрожали — этот тремор она репетировала перед зеркалом почти неделю. — Бабуль, ты меня слышишь? — голос Лены звучал громко, даже слишком, с той раздражающей интонацией, которую люди используют при общении с маленькими детьми или глубокими стариками...

Мы привыкли думать, что зависть — это про него (у него есть то, чего нет у меня) или про меня (я неполноценен). Но есть третий, куда более тонкий и болезненный угол. Зависть — это агония «второго лица» в нашем внутреннем диалоге. Представьте, что вы — текст, который пишется вашей жизнью. В здоровом состоянии вы и есть этот текст. Вы читаете, пишете, редактируете себя. Вы — первое лицо («Я живу, я выбираю, я чувствую»). Зависть кардинально меняет грамматику души. Она превращает вас во второе лицо — в «Ты»...