Телефонный звонок разорвал тишину субботнего утра, как хищник, врывающийся в мирное стадо. Марина Васильева, помешивая на плите манную кашу для сына, вздрогнула. В их доме по субботам звонили редко, и почти всегда это означало одно — что-то случилось. Сердце неприятно екнуло и зачастило, словно испуганная птица в клетке. На дисплее высветилось «Мама». Тревога сменилась тяжелым, знакомым предчувствием. — Да, мам, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и буднично. — Мариночка, доченька, беда! — голос матери, Анны Петровны, на том конце провода был на грани истерики...

Утро начиналось с привычной рутины, выверенной годами до мельчайших деталей. Я, Светлана, 38-летняя женщина, которая, по общему мнению, «сделала себя сама», старалась встречать каждый новый день с достоинством, с тем самым, которого, казалось, так не хватало в детстве. Кофе. Крепкий, почти черный, с тонкой струйкой молока, что оставляла на поверхности причудливые узоры, так похожие на витиеватые лабиринты моей собственной памяти. Вид из окна тринадцатого этажа — серые новостройки, редкие пятна зелени, бесконечный поток машин, спешащих куда-то по своим, таким важным делам...