Ты меня совсем не знаешь. Что ты хочешь от меня. Ты меня не понимаешь. Только это милый зря. Почему такой всегда ты. Я тебя не узнаю. Ну а помнишь ты когда то. Вновь ворвался в жизнь мою. Перепутал все что можно. И прощенья не просил. Так же это не возможно. О мой Боже дай мне сил. Позабыть тебя мне все же . Не получится сейчас. Не теперь ,а может позже. Ну что же может быть у нас. Ты такой неисправимый. Все мне душу бередишь. Ты не нужен мне красивый...

— Не то. Совсем не то. У мамы он наваристее. Гуще как-то, и свёкла ярче. Вадим произнёс это, даже не подняв глаз от тарелки. Он сказал это буднично, почти лениво, ковыряя ложкой в гуще мелко нарезанных овощей, словно выносил вердикт не блюду, а всей её многочасовой работе. Он не видел, как Ольга, сидевшая напротив, замерла с ложкой на полпути ко рту. Не заметил, как её пальцы, сжимавшие холодный металл, побелели до костяшек. Она молчала. Она смотрела на него, на его чуть оттопыренные уши, на редкие капельки пота на лбу, на то, как сосредоточенно он морщит лоб, выискивая в её борще недостатки...