Я стояла на пороге их новой, стерильно-белой квартиры. В руках у меня была кастрюлька с еще теплыми блинчиками, которые так любит Вадим. Сын открыл дверь и искренне обрадовался. — Мам, привет! Ух ты, блинчики! Проходи! Но тут из комнаты выплыла Света, его жена. Она окинула меня оценивающим взглядом с ног до головы. Ее тонкий нос недовольно сморщился. То ли от запаха домашней еды, то ли от моего старенького, но чистого пальто. — Вадим, дорогой, мы же собирались в ресторан. Зачем нам... это? Она говорила тихо, но каждое слово впивалось в меня...

Боль была неправильной. Острой. Елена Сергеевна Полякова лежала на полу в коридоре, и ее нога была вывернута под углом, которого быть не должно. Телефон в руке был еще теплым. Секунду назад в нем звучали короткие, равнодушные гудки. «Мам, я занят, не могу говорить». И щелчок. Егор даже не сказал «занят». Он выплюнул это короткое, деловое «з-занят». Как будто отмахивался от назойливой помехи. Она пыталась сказать: «Егор, я упала...» Но говорила уже в пустоту. Боль вернулась, пронзила от лодыжки до самого бедра...