Часть третья Этой же ночью, изрядно умаявшись за день, после пары очередных леденящих душу историй, мы постепенно один за другим провалились в сон. Не знаю, сколько времени я спал, но вдруг что-то заставило меня открыть глаза. Было ли это чувство необъяснимой тревоги, или просто ветер из приоткрытого окна, непонятно, но я сел на кровати и уставился в темноту. Лунный свет, перечёркнутый тенями высоких сосен, освещал спальню. Товарищи мои спали. Но далеко не все. Я вдруг понял, что постели Золотарёва, Гриши, Коли Азарова и ещё нескольких ребят пусты...

— Пап, ты вообще себя слышишь? Ты что, правда собрался отдать шлифмашинку дяде Коле? Это же твой инструмент! Ты его двадцать лет выбирал! — Алина стояла на крыльце, сжимая косяк двери так, будто он был для нее единственной опорой. Ее лицо, обычно мягкое и улыбчивое, сейчас было искажено неподдельной болью и злостью. Федор Владимирович, высокий, чуть сутулый мужчина с сединой в густых волосах, не обернулся. Он медленно, с какой-то торжественной грустью провел пальцами по полированной деревянной ручке рубанка...