Дверь захлопнулась, заглушив на секунду гомон детских голосов, а потом снова распахнулась, впуская обратно в прихожую семилетнего Ваню. — Я забыл «Роблокс»! — просипел он, срываясь на шепот, как заговорщик, и кивнул на коробку с диском, лежавшую на тумбочке. Полина, его мама, с улыбкой покачала головой. — Бери и беги бабушке. И веди себя хорошо. — Конечно! — Ванин голос снова сорвался на писк от возбуждения. — Мы с бабушкой пиццу будем делать! С ананасами! Дверь на этот раз закрылась с более аккуратным щелчком...

Когда похоронная процессия расходилась, воздух вокруг будто провис. Не от дождя — от молчания. Тяжёлого, липкого, как мокрая земля на свежей могиле. Светлана стояла чуть в стороне — не потому, что так хотелось, а потому что её туда оттеснили. Мягко, почти незаметно, как мебель, которую переставляют и тут же забывают. Её брат Андрей стоял у креста рядом с вдовой отца — Маргаритой Платоновной. Да-да, вдовой. Её собственной мачехой, которой было всего сорок шесть. Младше отца на восемнадцать лет. Светлану передёрнуло...