— Вань, ну почему, когда я хочу с тобой поговорить, ты прячешься? — Надежда распахнула дверь гаража и стояла, прислонясь к косяку. С тех пор, как их единственная дочь вышла замуж и уехала, они с женой никак не могли найти общего языка. Казалось, что в их головах что-то перещёлкнуло, и они в одно мгновение заговорили на разных языках. Вернее, у Ивана вообще не находилось тем для разговоров, а Надежда, до последнего времени умевшая всегда сохранять спокойствие и порядок, вдруг превратилась в сварливую, даже в чём-то истеричную, женщину...

Дед сидел на лавке у дома в своей обычной, угрюмо–задумчивой позе, опершись локтем на колено, выдвинув нижнюю челюсть и, подложив под нее ладонь, поглаживал поросший щетиной подбородок. Дед шевелил бровями, зыркая по двору. Потом сунул руку в нагрудный карман, вынул папиросу, долго мял ее между пальцами, сплюнул, закурил. — Эй! Дениска, ты что ли? — встрепенулся он, заметив смутно знакомую голову, то появляющуюся, то прячущуюся за высоченными досками забора. Дед Иван был подслеповат, очки не носит принципиально...