— Лия, открывай! Я знаю, что вы дома! Голос Марины Романовны прозвучал так громко, что соседи наверняка услышали. Лия замерла на кухне с полотенцем в руках. Было воскресенье, десять утра, и она только успела переодеться после душа. — Паш, это твоя мама, — она посмотрела на мужа, который сидел за столом в домашних штанах и растрепанной футболке. — Слышу, — Паша поморщился и нехотя поднялся. — Что-то случилось, наверное. Лия молча прошла следом. Через минуту в квартире уже стояла свекровь в бежевом плаще и с огромной сумкой на плече...

— Ты в доме всего пять лет, у тебя нет права голоса! — кричала Вера Николаевна, размахивая деревянной ложкой как дирижёрской палочкой. Я молча продолжала упаковывать детские вещи в коробку. За окном моросил октябрьский дождь, на кухне пахло гречневой кашей и разочарованием в семейной жизни, а у меня в груди всё сжималось от унижения. — А я в этом доме тридцать лет живу! Тридцать! И не тебе мне указывать, где внука воспитывать! — Вера Николаевна, — тихо сказала я, не поднимая глаз от одёжки, — Артём мой сын...