Лиза не помнила, когда ее последний раз по-настоящему хвалили. Ну, не так, чтобы: «Молодец, доченька, что не разбила чашку», а искренне, без задней мысли о том, что она должна кому-то что-то доказать. Ей было двадцать восемь, и она все еще чувствовала себя подростком, вечно сдающим экзамен перед строгой комиссией в лице собственной матери, Марины Александровны. Марина Александровна, эталон петербургской интеллигентности в представлении самой себя, была женщиной-гранитной набережной. Неприступной, величественной и иногда до чертиков холодной...

— Мам, всё! Кассация отказала ему! — голос дочери Светы в трубке дрожал, но не от слёз, а от выстраданного облегчения. — Оставили всё в силе. Мы победили. Марина Викторовна медленно, словно боясь рассыпаться, опустилась на стул посреди своей отремонтированной, но гулко-пустой однушки. Победили? Слово показалось чужим, заграничным. Радости не было. Вообще ничего не было, кроме глухой, вязкой усталости, которая сковала плечи и осела где-то на дне души. Она смотрела на этот блестящий, как зеркало, ламинат, на идеально ровные, выкрашенные в модный серый цвет стены...