Этот проклятый звук вновь впился мне в висок, тупой и навязчивый, как мысль, от которой не спрятаться. Тишина в нашей спальне была такой густой, что ее можно было резать ножом, и этот стук – мое собственное сердце, выстукивающее в ушах марш предательства, – разрывал ее на клочья. Я лежал неподвижно, вглядываясь в потолок, где узоры из теней, отбрасываемых уличным фонарем, складывались в чужие, насмешливые лица. Рядом, повернувшись ко мне спиной, ровно и спокойно дышала Лика. Моя жена. Женщина, с которой я прожил семь лет...

Он целовал ее так, как не целовал меня уже года два. Я видел это сквозь дождь, заляпавший стекло машины, видел сквозь полупрозрачную занавеску из листьев плакучей ивы, что росла у них во дворе. Я сидел в своей машине, в десяти метрах от чужого дома, и мой собственный палец, занесенный над кнопкой звонка на ее телефон, застыл в воздухе, холодный и одеревеневший, как у трупа. Я приехал, чтобы сделать ей сюрприз, вернувшись из командировки на сутки раньше. А сюрприз, выходило, приготовили мне. Это был не просто поцелуй...