Свекровь с чемоданами ждала у подъезда. Но ключи от новых квартир достались не ей — Ах, дети! Я больше не могу, сил моих нет. Эдуард, муж Инны, тут же перестал жевать котлету. — Мам, что случилось? Опять давление? — Хуже, Эдичка, я умираю в этой хрущёвке! — голос Маргариты Львовны задрожал, набирая драматическую высоту. — Соседи сверху топают… как эти… ну, вы поняли. У меня мигрень третий день! Я не сплю, чувствую, как сосуды лопаются в голове! Инсульт, Эдик! Я чувствую его дыхание! — Мама, ну успокойся! — Эдуард вскочил, забегал вокруг стола...

Люба поправила сбившееся одеяло и тяжело опустилась в старое кресло у кровати. Часы в коридоре гулко пробили три часа ночи. В квартире пахло корвалолом, старостью и пылью — запахом, который, казалось, въелся в сами стены этой "сталинки" с высокими потолками. Иван Петрович спал беспокойно. Его сухонькая рука с выступающими синими венами то и дело сжимала край простыни, а губы беззвучно шевелились, выговаривая имена, которые Люба уже знала наизусть: «Наташенька... Миша... Лида...». Лида — это жена, умершая десять лет назад...