Она входила в кадр — и свет менялся. Даже старые лампы павильона, гудящие над съёмочной площадкой, будто начинали гореть ярче, когда появлялась она — Тамара Шакирова. Восточная красавица с глазами, в которых было больше силы, чем у многих мужчин на съёмочной площадке. В семидесятые её знали даже те, кто не знал её имени. Просто говорили: та самая из «Ленинградцы — дети мои», та, что похожа на Самохину. Хотя на самом деле всё было наоборот — Самохину потом сравнивали с ней. Ташкентская девочка, дочь...

– Свет, ты не понимаешь, – Костя смотрел на неё с той привычной смесью растерянности и упрямства, от которой у Светы всегда начинало ныть в висках. – Сашка в беде. Он мой брат, я не могу его бросить. Света поставила чашку с недопитым кофе на стол. Их уютная кухня с запахом свежей выпечки, вдруг показалась тесной. – Костя, – начала она, стараясь говорить спокойно, – я понимаю, что Саша твой брат. Но это моя премия. Я полгода пахала на этот проект, ночей не спала, чтобы всё сдать в срок. И я хочу, чтобы мы наконец-то поехали в отпуск...