— Собирай вещи. Голос Вадима, моего мужа, был ровным, как поверхность замерзшего озера. Ни трещинки, ни эмоции. — Твои и детей. Я хочу, чтобы к вечеру вас здесь не было. Я медленно подняла на него глаза от раскраски, которую мы разрисовывали с пятилетним Егором. Семилетняя Маша в соседней комнате делала уроки. — Что? — Что слышала, Лена. Я устал. Этот дом, этот брак, эти вечные проблемы. Я хочу пожить один. Для себя. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, высокий, красивый, абсолютно чужой. Человек, с которым я прожила восемь лет и родила двоих детей...

Зал гудел, как растревоженный улей. Сотни свечей в массивных люстрах из потемневшей бронзы отражались в бокалах, в бриллиантах на шеях и в холодных, зорко следящих друг за другом глазах. Марина Андреевна стояла во главе огромного дубового стола. Ей сегодня исполнялось восемьдесят. Юбилей. Позади нее, на стене, висело то, что заставило гул в зале стать натянутым, как струна. Огромный, от пола до потолка, свиток пергамента. Семейное древо Орловых, ведущее свой род от купцов-старообрядцев. Почти все имена на нем были перечеркнуты жирной, кровавой линией...