Холодный осенний ливень барабанил по потрепанной крыше моего «Жигулёнка» с такой яростью, будто хотел проломить металл и смыть меня вместе с горем в мокрые потоки асфальта. Каждая капля была как стук молотка по наковальне моей судьбы, безжалостно и гулко. Я только что вырвалась из стерильного, пахнущего смертельным страхом больничного ада, где усталый врач с потухшим взглядом в очередной раз, словно вынося приговор, отказался делать маме операцию. Сумма, которую он назвал, была не просто неподъёмной...

Я была всего лишь горничной, пока не нашла портрет своего мёртвого отца в кабинете самого могущественного человека в городе. — Сэр, а почему мой папа изображён на этом портрете? — дрожащим, едва слышным голосом, в котором смешались страх и отчаянная надежда, спросила юная Эмили Картер. Её тонкий палец, обычно привыкший лишь бережно смахивать пыль с дорогих безделушек, был теперь направлен на массивную картину в позолоченной раме, гордо висевшую за массивным дубовым письменным столом. Казалось, сама воздушная пыльца в солнечном луче замерла, застигнутая врасплох этим дерзким вопросом...