В России существует условное деление писателей по их значимости и величине. Считается, что есть авторы, которые сделали русскую литературу и её без них представить нельзя. Таких называют великими. А есть очень хорошие, интересные прозаики, которые, тем не менее, находятся на уровне пониже. Романисты, удостоенные менее громкого звания просто выдающихся писателей. И эта иерархия очень четкая, но разветвленная. Она чем-то напоминает древнегреческий пантеон, на вершине Олимпа которого сидит кучерявый...

Наверное, всё же нужно обратиться к сцене смерти Базарова, тем более что с самого выхода романа этот эпизод обращал на себя внимание критиков. Н.Н.Страхов, например, писал: «Базаров умирает совершенным героем, и его смерть производит потрясающее впечатление. До самого конца, до последней вспышки сознания, он не изменяет себе ни единым словом, ни единым признаком малодушия. Он сломлен, но не побеждён». Только почему-то сейчас, читая некоторые комментарии, я узнала для себя (и, полагаю, для Ивана Сергеевича) кое-что новое и, по-моему, совершенно неприемлемое...

Перед лицом смерти выявляется до конца вся сила базаровской натуры. “Смотреть в глаза смерти, предвидеть ее приближение, не стараясь себя обмануть, оставаться верным себе до последней минуты, не ослабеть и не струсить — это дело сильного характера. Умереть так, как умер Базаров, — все равно что сделать великий подвиг”. “Нигилист остается верен себе до конца”. Оставаясь медиком, он хладнокровно отмечает этапы своей болезни, злясь на смерть как на нелепую случайность и презирая себя за беспомощность (“ Что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится”)...