Швабра выскользнула из рук и с глухим стуком упала на мраморный пол. Я стояла посреди огромного холла и чувствовала, как горят щёки. Не от стыда. От злости. — Что, руки не держат? — Виктория Андреевна сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и листала что-то в золотистом телефоне. — Подними. И перемой. Вон там, у лестницы, разводы остались. Я подняла швабру. Молча. Как делала это последние три года. Три года в этом доме. «Марина, кофе», «Марина, погладь», «Марина, почему пыль на подоконнике?». А ведь когда-то… Впрочем, неважно...

«Сиди тихо, тебя не спрашивают», — одёрнул меня муж за праздничным столом. Фраза повисла в воздухе, как мокрая тряпка, шлёпнутая по лицу. На секунду в комнате стало тише, чем было до этого: даже смех за соседним концом стола будто запнулся, потом неловко продолжился. Я машинально дотронулась до бокала с шампанским, чтобы занять руки, и почувствовала, как дрожат пальцы. — Я… да я просто… — попыталась что-то сказать, но он уже отвернулся. Кирилл широко улыбался своим друзьям, как ни в чём не бывало,...