В офисе кондиционеры гудели, как взлетающий боинг, но Максиму это не помогало. Его знобило так, что зубы выбивали чечетку, а лицо приобрело оттенок несвежей больничной простыни. Когда он рухнул прямо в коридоре, сжимая папку с отчетами, секретарша Ленка завизжала так, что стекла едва не треснули. Скорая приехала быстро. Врачи в синей униформе деловито осмотрели тело, померили давление, переглянулись и без лишних слов погрузили начальника аналитического отдела на каталку. — Острая интоксикация, обезвоживание...

Бывает, заходишь случайно на чужую кухню в разгар вечеринки. Дым коромыслом, на столе пустые бутылки, пепельница переполнена, а люди сидят молча. И смотрят на тебя. Не зло, не весело, а как-то сквозь тебя. Будто они только что обсуждали устройство Вселенной или делили последние десять рублей, а тут ты зашел. Вот это странное, тягучее чувство неловкости и какой-то скрытой тайны — это и есть картины Александра Ануфриева. Я долго не мог понять, почему его работы так цепляют. Вроде бы ничего особенного: кривоватые фигуры, странные лица, мрачные цвета...