Его слова повисли в воздухе, густые и тяжёлые, как дым после пожара. Она сидела на диване, прижимая к груди спящую дочь. Несколько минут назад в этой комнате царило уютное вечернее спокойствие, а теперь его будто вымели резким взмахом. Максим стоял посреди гостиной, отвернувшись к окну, за которым медленно гасли краски осеннего дня. Он только что вернулся с работы, ещё пахнул улицей и офисным кофе. — Яна, не драматизируй, — он провёл рукой по волосам, нервный жест, который она узнавала. — Речь не о прописке, а о временной регистрации...

В кабинете повисла тягостная тишина. Галина Петровна смотрела в стол. Маргарита Сергеевна понимала, что все кончено. Система закрыла ряды. Ее объявили сумасшедшей, неадекватной, проблемой. Любое ее слово теперь будет использовано против нее. — Я… я подумаю, — глухо сказала она. — Думать вам нужно до завтра, — встал Сорокин. — Завтра к 10 утра мы ждем ваше заявление на отпуск. Или официальные объяснения, почему вы отказываетесь выполнять рекомендации отдела. Всего доброго. Он вышел, оставив за собой шлейф ледяного спокойствия...