В эту квартиру я попал носом: пахло вишнёвым вареньем, нафталином и тем самым стариковским кремом для рук, который пахнет как «не бросайте шапку на батарею». На табурете — клеёнка «виноград», на стене — тарелка «Кисловодск», на подоконнике — алоэ, которому сто лет, если не больше. — Проходите, Пётр, — сказала бабушка и тут же поправила на мне шарф. — Простынете, а кому нас лечить? Бабушку зовут Тамара Михайловна. Она из тех, кто говорит не «чай?», а «конечно чай, куда без чаю». Рядом с ней — дочь...

— Что-то ты побледнела, дочка, — голос свекрови, Тамары Павловны, сочился вязким, приторным мёдом. Она стояла у кухонного стола, спиной ко мне, и её рука накрывала мою утреннюю таблетницу. Я сделала вид, что слабо прислонилась к дверному косяку. Сердце и правда колотилось, но не от слабости. В кармане халата мой палец увеличивал изображение на экране телефона. Камера, крошечная, как маковое зёрнышко, была вмонтирована в солонку. Я сама её туда ставила. Как и в датчик дыма. И в плюшевого медведя...