В конверте было пять правил. Бумага плотная, как открытка: лощёная, белая, пахнущая чужими духами. Имя адресата — «Для Алины» — выведено аккуратным, твердым почерком, с таким горделивым росчерком в конце, будто подпись уже сама по себе была аргументом. Алина держала это в руках — тонкий прямоугольник, весомый как приговор, — и думала о том, что утро начиналось с ванильного аромата блинчиков и тихого стука дождя, а стало каким‑то слишком важным. — Возьми, доченька, — сказала Галина Ивановна, не сняв плаща...

— Соловьёва, снова ты. Галя медленно подняла опухшие глаза и тяжело вздохнула. Во рту пересохло, в висках стучало после вчерашнего. В животе противно урчало. Ну конечно, кто же это мог быть, кроме Валерия Николаевича – их участкового собственной персоной. Его массивная фигура загородила скудное осеннее солнце. Вообще, по правилам жизни все бродяги должны страшно не любить полицейских, но тут-то совсем другое. Гонял их всех, конечно, Николаевич, но гонял за дело. А ведь всякое бывало: Николаевич большой район курировал и частенько им какую-никакую работёнку подкидывал...