Вадим не был жестоким в обычном понимании. Он не бил, не кричал громко, не швырял вещи. Его жестокость была иного рода — словесной, холодной, точной. Она проникала под кожу медленно, почти незаметно и разрушала изнутри. Он был мастером унизительной шутки. За столом, в компании друзей, он мог вдруг положить руку на плечо Алёны и с отеческой нежностью сказать: «Ну что, наша красавица хоть сегодня суп не пересолила? А то в прошлый раз после её кулинарного подвига соль неделю не использовали». Гости смеялись, а Алёна сидела, пытаясь улыбнуться, чувствуя, как горит лицо...