Забившись в угол, она рычала, словно зверь. Пьяные караульные подбадривали друг друга: «Да она не баба, а черт в юбке, людоедка». Узница шипела и кусалась, свет факелов слепил ее, ведь она проводила свои дни в кромешной темноте. Такой был приказ императрицы. Лишенной дворянского звания и даже права называться женщиной Дарье Николаевне Салтыковой находиться в подземной тюрьме без света и человеческого общения. Свет дозволялся только во время приема пищи, а говорить можно было только с начальником караула, да женщиной-монахиней, что иногда приходила к людоедке...

Пустой стакан с недопитым кофе звонко разбился о кафельный пол. Осколки разлетелись по всей кухне, словно маленькие прозрачные звёздочки. Алёна замерла, вцепившись руками в край столешницы. — Что я сейчас услышала? — её голос звучал тихо, почти шёпотом, но каждое слово било, как хлыст. Максим встал напротив, скрестив руки на груди. Высокий, широкоплечий, с резкими чертами лица, сейчас он выглядел угрожающе. Его обычно спокойные серые глаза потемнели, напоминая грозовое небо. — Ты всё правильно услышала...