– Что... что ты имеешь в виду, Сергей? – голос Ольги дрогнул, словно тонкая льдинка под весенним солнцем, готовая вот-вот растаять. Она стояла в центре гостиной их уютной московской квартиры, где воздух уже пропитался ароматом мандаринов и свежей хвои от новогодней елки, украшенной серебристыми шарами и гирляндами. За окном, за толстыми стеклами, падал тихий снег, укутывая дворы в белый покров, а внутри, среди друзей и коллег, которых они пригласили на предновогодний ужин, повисла внезапная тишина...

Случилось это лет семь назад в соседней Ольховке. Помню, приехал за мной Григорий на своем «УАЗике». Мужик он видный был, крепкий, как дуб столетний, только вот корни у того дуба подгнили от горя. Жены не стало у него, Аннушки. Сгорела баба за три месяца, и ахнуть не успели. Остался Гриша с дочкой, Катериной. Ехали мы с ним молча. Смотрю я на него искоса: руки руль сжимают так, что костяшки белые, а в глазах - пустота, будто выгорело всё внутри. - Ты, Семёновна, глянь там… - выдавил он наконец, когда мы уже к его дому подъезжали...