В начале девяностых российская сцена взорвалась новыми лицами. В стране всё рушилось и строилось заново: экономика, культура, сама жизнь. Артисты искали новые формы, публика жаждала эпатажа. Но среди всех новеньких именно Борис Моисеев стал фигурой, о которой говорили шёпотом. Он не просто пел — он ломал привычные границы. Его манера держаться на сцене, его пластика, его яркие наряды казались чем-то невозможным в то время. В то, когда мужчина должен был выглядеть «мужественно», Моисеев выходил на публику в перьях, с макияжем, танцевал так, будто сцена принадлежала только ему...

– Мара! – эмоционально воскликнула мама. В голосе столько радости и облегчения. – Ты сама позвонила! У тебя все хорошо? – Да. А у вас? – Обманываешь меня, да? Раз позвонила, деньги, наверное, закончились? С работы же уволилась… Не нашла новую? Оно и понятно, в твоем-то состоянии. Из съемного жилья выгнали? Можешь не ходить вокруг да около, мы тебе сразу говорили, ты всегда можешь вернуться домой. Приезжай, ждем тебя, очень скучаем. – Да нет, я только спросить хотела, денег и правда впритык, собираюсь брать ипотеку...