— Ты взял деньги из конверта, который нам подарили на свадьбу мои родители, чтобы отремонтировать машину своего друга, который вечно на мели? Сережа, мы хотели купить на эти деньги мебель! Почему проблемы твоего Лехи стали нашими проблемами? — голос Яны звучал не громко, а как-то сухо и шершаво, словно она наждачкой водила по стеклу. Она стояла посреди кухни, сжимая в руках подарочную коробку из плотного дизайнерского картона. Еще утром там, под крышкой с магнитным замком, лежал плотный кирпичик из пятитысячных купюр, перетянутый банковской резинкой...

— Ты опять купила этот дешёвый сыр? — Глеб брезгливо поддел вилкой ломтик «Российского» и швырнул его обратно на тарелку. Кусок глухо шлепнулся, оставив жирный след. — Я же просил: «Маасдам». Или ты, Катя, к пятидесяти годам совсем оглохла? Катя замерла у плиты. В руках у неё дымилась сковорода с котлетами. Внутри что-то оборвалось — та самая тонкая ниточка терпения, на которой держался этот брак последние двадцать лет. — «Маасдам» стоит тысячу двести за килограмм, Глеб, — тихо, но с угрожающей вибрацией в голосе произнесла она...