Через 14 лет подняли машину со дна карьера. А отец все эти годы знал, где мама.
— Нет. Дом там, где мама, я хочу к маме...
Марине было двадцать семь. Она жила одна в съемной квартире на севере Москвы, работала фриланс-иллюстратором, рисовала для детских книг и технических брошюр, иногда для рекламных агентств — когда поджимали сроки и бюджет. У нее была ровная, выстроенная жизнь, в которой все держалось на личных правилах: не лезть в прошлое, не трогать мать, не открывать старые фотоальбомы. С родней она почти не общалась. Уехала из дома сразу после школы — поступила, осталась, и так и не вернулась. Все, что связывало ее с детством, было где-то далеко — в приглушенных воспоминаниях, которые лучше не вытаскивать...
- Я не хочу, чтобы дети росли в доме, где мама каждый день терпит, а папа ходит к другой женщине...
Палата была полутёмной, лишь редкие лучи солнца пробивались сквозь жалюзи. Светлана сидела на жёстком стуле рядом с больничной койкой, на которой лежал её муж. Аппарат тихо пищал, отслеживая его сердцебиение. Запах лекарств и антисептика въедался в кожу, казалось, им дышала каждая клеточка. Она смотрела на лицо Вячеслава, бледное, осунувшееся, будто чужое. Её муж, сильный, уверенный, всегда полный энергии, теперь был беспомощен, как ребёнок. Он ещё не отошёл от наркоза. Лицо его время от времени дёргалось, словно в снах он проживал заново те страшные минуты аварии...