— Ты свои по мин ки как хочешь устраивай, а мой юбилей отменять я не собираюсь. Мне сорок лет — и это важнее, чем это твоя тоска. Андрей застыл в прихожей, не успев снять пальто. На воротнике остались капли дождя, который провожал его мать в последний путь. В руках он всё ещё держал мокрый зонт и пакет с оставшимися после по ми нального обеда пирожками. Марина стояла в дверях кухни, скрестив руки на груди. На ней был новый халат — ярко-красный, купленный специально к юбилею. Она красила ногти, и запах лака ударил в нос, перебивая слабый аромат ладана, впитавшийся в одежду...

Сырая земля летела из ямы тяжёлыми комьями. Стук лопаты отдавался в промёрзшем глиняном дне, будто уже в крышку гроба. Старуха Никитишна, сухая, вся в морщинах, копала с яростью, которой её иссохшее тело вроде бы не могло обладать. Сваленные в стороны комья почвы образовали высокий вал, из-под них тянуло сыростью и холодом, будто сама могила дышала. Косынка съехала на бок, седые пряди липли к впалым щекам, а глаза её горели безумным огнём. — Не дамся! — выкрикнула она, голос сорвался в хрип. — Лучше...