Муж выключал воду так, будто платил за каждый лишний миллилитр из собственной крови. Сначала открывал кран тонкой, нервной струйкой, смачивал ладони, тут же перекрывал вентиль, словно душил собственный кран, и только после этого брался за мыло. Ни один обмылок в этом доме не имел права на смерть: исхудавшие, скользкие остатки Семён прилеплял к новым кускам, создавая серые, уродливые слоёные пироги, к которым хотелось прикасаться только в перчатках. Марина стояла в дверях ванной и смотрела на этот ритуал, знакомый до зубного скрежета...

Утро застыло над домом под Калугой. Снег сыпался лениво, как соль из порванного пакетика, ложился на крыльцо тонким слоем. Ольга стояла на табуретке и степлером прикрепляла к дверному косяку последние бумажные флажки. Каждый раз, щёлкая скобой, она невольно смотрела в сторону дороги. Пусто. Машины не было — и не должна была быть, она это понимала. Но всё равно где-то глубоко жило глупое «вдруг». Сегодня Варе — шесть. Не просто «годик — два — три», когда важнее свечки и шарики, а первый настоящий день рождения...