Александр Иванович сидел на кухне, сгорбившись над столом, словно пытаясь спрятаться от того давнего, въевшегося холода, который десятилетиями жил где-то под сердцем. Он держал ладонями кружку горячего чая — старую, с вытертым рисунком елочки, но это тепло его совсем не согревало. Телевизор в комнате бубнил, рассказывал про новогодние ярмарки, про какие-то невероятные скидки, про праздничные концерты. Люди украшали елки, покупали мандарины, спешили домой, чтобы встретить праздник в тепле. А у него...

Стоя на пороге, Дарина ощутила легкий толчок в спину — не грубый, но решительный. Шагнула вперед, нехотя, чувствуя, как каждая клетка ее тела сопротивляется входу в это чужое пространство. — Заходи, заходи, не стесняйся. Чего у порога топчешься, как чужая какая? — голос отца звучал натянуто-бодро. — Теперь это твоя комната. Осваивайся. Она впилась глазами в интерьер, и первое, что пришло в голову — «кукольный домик». Все было слишком новым, слишком стильным, слишком бездушным. Широкое панорамное окно в тяжелых портьерах цвета запекшейся крови...