Тот вечер тянулся длинной, неуютной ниткой, точно кто-то в небесах размотал клубок серой пряжи да забыл, куда его девать. Над деревней Глушихой, прижавшейся к старой, поросшей бузиною дороге, висело низкое, неприветливое небо, и от него, казалось, тянуло сыростью даже в тёплую лавку, где Таня, прозванная в народе то Танькой‑продавщицей, то попросту Танькой, сидела за прилавком, опершись щекой о ладонь. Лавка их, сельпо, стояла почти посередине деревни, как сердце, в которое весь день вливался людской шум, а к вечеру остывал...