Первым ощущением была боль. Тупая, разлитая по всему телу, будто меня переехал каток. Я пыталась пошевелить рукой, но конечности не слушались, были тяжелыми и чужими. Веки словно налились свинцом. Но сквозь них пробивался размытый желтоватый свет, а в нос ударил резкий, знакомый до тошноты запах больничного антисептика. Я была в сознании. Это осознание пришло ко мне медленно, как сквозь густой туман. Память была клочковатой, обрывочной. Я помнила дождь, мокрый асфальт, блестящий под фарами, и резкий, до слепоты, свет встречной фары...

У каждой истории есть трещина, через которую видно главное. В случае Кати эта трещина появилась в тот момент, когда её муж — бодрый, уверенный, почти сияющий человек — застегнул молнию на чемодане. Он делал это ловко, даже красиво. Слишком красиво для человека, который ещё вчера не мог подняться без поддержки. Катя стояла в дверях спальни, сжимая под мышкой тяжёлую папку — аккуратную, прошитую, как делают люди, привыкшие отвечать за каждый рубль. Она не плакала. Слёзы закончились давно, с теми...