— Что значит не твой сын, а чей тогда по—твоему? — возмущённо спросил муж у жены. Олег стоял посреди гостиной, уперев руки в боки. Его лицо, обычно выражающее скучающее превосходство, сейчас исказила гримаса брезгливости. На столе, полированная поверхность которого отражала свет люстры, веером лежали фотографии. На снимках, сделанных, очевидно, с большого расстояния, была запечатлена Глафира. Она катила коляску. Она держала на руках сверток. Она смеялась, глядя на крошечное личико. Глафира замерла...

Я как и многие из вас, за свою жизнь пережила многое. Это было и самое чудесное и самое страшное. Но ведь всегда даются сложности, зная, что мы с ними справимся. не так ли? Это сейчас мне сорок три года. И если бы мне в двадцать лет сказали, что главный роман моей жизни начнется после 35, и объектом этой страсти буду я сама, я бы, наверное, покрутила пальцем у виска. В двадцать «любить себя» означало купить новую сотую розовую помаду, сделать модную стрижку и лежать овощем на пляже самых лучших отелей...